Юбилейный альбом Отечественной войны 1812 г

Настроение такое, что даже по музеям ходить не хочется и остаётся — продолжать рыться в библиотеках, в поисках интересного.

Названіе картинъ:

Императоръ Александръ I. Г. Дау. 2) Наполеонъ на Бородинскихъ высотахъ. В. Верещагина. 3) Конецъ Бородинскаго сраженія. Его-же. 4) Военный совѣтъ въ Филяхъ. А. Кившенко. 5) Наполеонъ передъ Москвой. Въ ожиданіи депутаціи бояръ. В. Верещагина. 6) Въ Кремлѣ — пожаръ. Его-же. 7) Сквозь пожаръ. Его-же. 8) Въ Успенскомъ соборѣ. Его-же. 9) Наполеонъ и маршалъ Лористонъ. Его-же. 10) Въ Городнѣ. «Пробиваться или отступать?». Его-же. 11) Ночной привалъ «великой арміи». Его-же. 12) Въ 1812-мъ году. И. Прянишникова.

Императоръ Александръ I
Съ портрета Г. Дау

Наполеонъ на Бородинскихъ высотахъ
Съ картины В. Верещагина

Гордый всесвѣтный завоеватель вторгся въ Россію. Онъ еще въ полномъ ореолѣ своей славы. Русская войска отступаютъ передъ нимъ… Странное это отступленіе. Для Наполеона оно хуже пораженій. Онъ ждетъ генеральнаго сраженія.
И вотъ настало 26-е августа. Бородинскій бой.
Наполеонъ, окруженный блестящей свитой и гвардіей, которую онъ предусмотрительно не пустилъ въ бой, наблюдаетъ за ходомъ сраженія. Онъ сидитъ, положивъ ногу на барабанъ, полный мрачныхъ и тяжелыхъ думъ. Извѣстно, что весь день 26-го августа Наполеонъ провелъ въ этомъ пунктѣ, ни разу не сѣлъ на лошадь и вообще былъ очень мало похожъ на полководца, дающаго рѣшительное сраженіе.
Приближенные, видѣвшіе Наполеона совсѣмъ другимъ въ дни его блестящихъ побѣдъ, не знали, что и думать, и почти съ тоской взирали на своего императора въ тѣ тревожныя минуты, когда вѣстники приносили донесенія съ поля битвы.

Конецъ Бородинскаго сраженія
Съ картины В. В. Верещагина

Вечеромъ 26-го августа, около пяти часовъ, Бородинское сраженіе окончилось. Каковы же были итоги этой кровопролитнѣйшей изъ битвъ? Очень печальные для Наполеона, ибо здѣсь не было побѣды, которой въ теченіе цѣлаго дня тщетно ждали отъ него всѣ приближенные. Русская армія, хотя и разстроенная во всѣхъ частяхъ своихъ, все же не была разбита, и если численный составъ ея уменьшился, преимущество осталось на ея сторонѣ въ томъ отношеніи, что мы скорѣе Наполеона могли пополнить полки резервами. Наполеонъ самъ признавался: «изъ всѣхъ моихъ сраженій самое ужасное то, которое я далъ подъ Москвою. Французы въ немъ показали себя достойными одержать побѣду, а Русскіе стяжали право быть непобѣдимыми».
Но все-таки результаты боя были искусно использованы Наполеономъ. Едва кончился бой, онъ объѣхалъ разстроенные ряды своей арміи, поздравляя се съ побѣдой.
Картина нашего знаменитаго художника В. В. Верещагина изображаетъ одинъ изъ эпизодовъ этого печальнаго торжества побѣдителей. Во рву около батареи буквально биткомъ набита какая-то каша изъ человѣческихъ тѣлъ, торчатъ руки, ноги, видны лица, искаженныя страданіемъ. Но вотъ среди этой группы у немногочисленныхъ оставшихся живыми воиновъ замелькали въ рукахъ каски, всѣ повернулись въ одну сторону и даже какой-то раненый, приподнявшись надъ грудой труповъ, тоже потрясаетъ саблей.
То «побѣдители» привѣтствуютъ своего вождя, совершающаго объѣздъ поля битвы.
— Да здравствуетъ императоръ! — несется навстрѣчу ему.
Печальное торжество…

Военный совѣтъ въ Филяхъ
Съ картины А. Кившенко

Русская армія отступила къ Москвѣ. 1-го сентября въ два часа дня въ главную квартиру Кутузова въ д. Филяхъ, въ избу крестьянина Андрея Савостьянова, были собраны старшіе генералы арміи на военный совѣть. Здѣсь Кутузовъ поставилъ на обсужденіе слѣдующій вопросъ: «Спасеніе Россіи въ арміи. Выгоднѣе ли рисковать потерею арміи и Москвы, принявъ сраженіе, или отдать Москву безъ сраженія? Вотъ на какой вопросъ я желаю знать ваше мнѣніе». Начались пренія. Мнѣнія раздѣлились: за битву подъ Москвой высказались Беннигсенъ, Дохтуровъ, Уваровъ, Коновницынъ и Ермоловъ; противъ — Барклай, Остерманъ. Раевскій и Толь. Спорящіе не могли притти къ соглашенію.
Тогда Кутузовъ съ тяжелымъ вздохомъ обратился къ собранію:
— Итакъ, господа, стало-быть мнѣ платить за перебитые горшки. Господа, я слышалъ ваши мнѣнія. Нѣкоторые будутъ не согласны со мной. Но я (онъ остановился) властью, врученной мнѣ моимъ Государемъ и отечествомъ, я — приказываю отступать.

Передъ Москвой. Въ ожиданіи депутаціи бояръ
Съ картины В. В. Верещагина

Русскія войска отступили за Москву. Армія Наполеона приблизилась къ Москвѣ. 2-го сентября, около 10 час. утра Наполеонъ прибылъ къ авангарду Мюрата и поѣхалъ на Поклонную гору.
Передъ нимъ, какъ на ладони, златоглавая Москва.
— Такъ вотъ, наконецъ, этотъ знаменитый городъ!.. — произнесъ Наполеонъ, — теперь война кончена… Да и пора ужъ…
Онъ долго задумчиво разсматривалъ карту города, поднесенную ему, и, обратившись къ свитѣ, сказалъ:
— Приведите бояръ!
Онъ ждетъ долго, разсматривая дивную панораму Москвы въ зрительную трубу. Вѣрная гвардія, ликуя, привѣтствуетъ своего вождя. Но проходитъ два часа. Посланные за депутаціей бояръ вернулись и никого не привели. Они шепотомъ сообщаютъ окружающимъ императора, что Москва пуста, что всѣ уѣхали и ушли изъ нея, что по улицамъ шатаются толпы пьяныхъ, но никого больше…
А онъ ждетъ…

Въ Кремлѣ — пожаръ. Сквозь пожаръ
Съ картины В. В. Верещагина

И вотъ Наполеонъ въ царственномъ Кремлѣ.
— Такъ вотъ эти гордыя стѣны, — сказалъ онъ. — Наконецъ-то я въ Москвѣ, въ ея Кремлѣ, въ древнемъ дворцѣ Русскихъ царей.
Гордый завоеватель какъ будто испытывалъ нѣкоторое удовлетвореніе. Онъ усиленно ждалъ, что теперь императоръ Александръ I будетъ просить мира.
Но какъ глубоко ошибся Наполеонъ!
Не миръ, а гибель принесло ему занятіе Москвы.
Только первую ночь сравнительно спокойно спалъ онъ въ Кремлевскомъ дворцѣ. Но, проснувшись на другой день (4 сент.) рано утромъ, онъ услышалъ страшную вѣсть о пожарѣ Москвы. Онъ сначала не придалъ значенія этой вѣсти, но, взглянувъ въ окно, увидѣлъ море огня, которое заливало все Замоскворѣчье. Онъ вскочилъ съ постели, толкнулъ мамелюка, надѣвавшаго ему сапоги, такъ, что тотъ упалъ навзничь, и впился глазами въ окно, за которымъ бушевала огненная стихія.
Изъ груди его вырывались короткія восклицанія:
— Какое ужасное зрѣлище! Это они сами поджигаютъ городъ. Сколько прекрасныхъ зданій!.. Какая необычайная рѣшимость!
Отъ горѣвшаго Китай-города съ Никольской и Ильинкой и изъ громадныхъ товарныхъ складовъ, отъ горѣвшаго Замоскворѣчья, отъ пожара громадныхъ винныхъ казенныхъ складовъ, вслѣдствіе пожарныхъ вихрей, летѣли на Кремль не то что искры, а цѣлыя головни, которыя едва успѣвали тушить солдаты расположенной въ Кремлѣ молодой гвардіи. Кремль былъ въ страшной опасности, потому что въ немъ было много пороховыхъ ящиковъ и взрывныхъ снарядовъ; онъ гудѣлъ отъ адской музыки, отъ свиста и рева огненныхъ смерчей, отъ грохота падавшихъ по всей Москвѣ стѣнъ, отъ жалобнаго стона разбивавшихся при паденіи колоколовъ. Но Наполеонъ, показывая наружное спокойствіе, не разставался съ дворцомъ.
Наконецъ, раздались крики: «Горитъ Кремль!» Загорѣласѣ Троицкая башня и арсеналъ. Тогда только Наполеонъ вышелъ изъ дворца и самъ сталъ тушить пожаръ, но маршалы на колѣняхъ упросили его покинуть Кремль, изъ котораго онъ съ величайшимъ трудомъ выбрался въ Петровскій дворецъ; на пути онъ едва не погибъ въ огнѣ; его вывели изъ моря пламени повстрѣчавшіеся французскіе солдаты.
6-го въ ночь начались дожди, да и Москва догорѣла, а 8-го сентября онъ возвратился опять въ Кремль.

Въ Успенскомъ соборѣ
Съ картины В. Верещагина

Злоба Наполеона, вслѣдствіе постигшихъ его въ Москвѣ неудачъ, была безпредѣльна. Сгорѣвшая Москва была отдана на разграбленіе. Святыни ея были осквернены. Его маршалы обѣдали на нашихъ св. престолахъ, спали въ алтаряхъ нашихъ храмовъ, какъ напримѣръ, Даву — въ алтарѣ Чудова монастыря. Кремлевскіе соборы были страшно разгромлены, разграблены и осквернены. Въ Успенскомъ соборѣ ставили лошадей. Вокругъ собора стояли горны, въ которыхъ непріятели плавили въ слитки содранное съ иконъ золото и серебро. На царскомъ мѣстѣ первопрестольнаго храма было написано мѣломъ: 325 пуд. серебра и 18 пуд. золота. Запись относилась къ захваченнымъ Святынямъ и древностямъ Москвы.
Вотъ чѣмъ ознаменовали свое пребываніе въ Москвѣ носители западной культуры, поборники всяческихъ свободъ.

Наполеонъ и маршалъ Лористонъ. «Миръ во что бы то ни стало»
Съ картины В. Верещагина

Разсчетъ на то, что послѣ захвата Москвы Императоръ Александръ запроситъ мира, не оправдался. Цѣлыхъ двадцать дней ждалъ Наполеонъ вѣстника мирныхъ переговоровъ и… не дождался. А время шло, положеніе становилось все болѣе неопредѣленнымъ, полнымъ таинственныхъ предчувствій… Наконецъ гордость Наполеона поддалась, и онъ рѣшилъ самъ первый сдѣлать мирныя предложенія. Наполеонъ призвалъ маршала Лористона, вручилъ ему письмо, уполномочивавшее его открыть мирные переговоры, и отправилъ къ Кутузову въ лагерь при Тарутинѣ, причемъ все безысходное положеніе французскаго императора выразилось въ послѣднихъ словахъ, сказанныхъ Лористону: «Я хочу мира, слышите, дайте мнѣ его во что бы то ни стало! — только честь какъ-нибудь спасите!»
Въ отвѣтъ на предложеніе мира Лористонъ получилъ историческій отвѣтъ Кутузова, обрисовывающій его героическую душу: «Я подвергъ бы себя проклятію потомства, если бъ сочли, что я подалъ поводъ къ какому бы то ни было примиренію; таковъ въ настоящее время образъ мыслей нашего народа». А съ послѣднимъ совпадалъ и образъ мыслей Государя, который даже сдѣлалъ Кутузову выговоръ за то, что тотъ допустилъ къ себѣ Лористона.

Въ Городнѣ. «Пробиваться или отступать?»
Съ картины Верещагина

7 октября Наполеонъ съ своей арміей оставляетъ Москву, приказавъ передъ отъѣздомъ взорвать Кремль.
Онъ началъ отступленіе по плодородной, богатой хлѣбными запасами Калужской дорогѣ.
11 октября передовыя войска его заняли г. Малоярославецъ и готовились къ дальнѣйшему слѣдованію на югъ. Но на слѣдующій день, рано утромъ, сюда подошли передовыя колонны русскихъ войскъ подъ начальствомъ Дохтурова, за которыми невдалекѣ слѣдовалъ Кутузовъ съ главными силами.

Дохтуровъ немедленно атаковалъ городъ и выбилъ изъ него непріятеля. Получивъ подкрѣпленія, французы снова заняли Малоярославецъ. Но тутъ завязался ожесточеннѣйшій бой, продолжавшійся весь день. Къ концу боя всѣ войска Кутузова подошли сюда и преградили Наполеону дальнѣйшее слѣдованіе на югъ. Нужно было или дать большую битву, въ родѣ Бородинской, или отступать на западъ по опустошенной Смоленской дорогѣ.
Наполеонъ находился въ это время въ селеніи Городнѣ въ 10 вер. отъ Малоярославца. Здѣсь приготовлена была для него квартира. Великому завоевателю пришлось помѣститься въ мрачной и грязной избѣ бѣднаго ткача. Тяжелое впечатлѣніе произвело на Наполеона извѣстіе о положеніи дѣлъ подъ Малоярославцемъ. Дальнѣйшій путь отрѣзанъ ему, его маневръ разстроенъ.
Что дѣлать? Пробиваться или отступать?
Вечеромъ онъ созвалъ своихъ маршаловъ.
Наполеонъ усѣлся у грязнаго стола. Передъ нимъ была разостлана карта Россіи. Помолчавъ немного, онъ началъ говорить о перемѣнѣ, вызванной во всемъ положеніи дѣлъ прибытіемъ Кутузова. Но вдругъ онъ умолкъ, взялся обѣими руками за голову и, опершись локтями на столъ, погрузился въ глубокое раздумье. Прошло болѣе часу, — императоръ оставался все въ томъ же положеніи; его глаза направлены были на карту, онъ какъ будто забылъ о присутствіи своихъ сподвижниковъ. Бессьеръ, Мюратъ и Бертье хранили молчаніе; они догадывались, какая страшная борьба кипитъ въ душѣ ихъ повелителя, и терпѣливо дожидались исхода. Наконецъ Наполеонъ очнулся. Онъ всталъ съ своего мѣста и объявилъ маршаламъ, что увѣдомитъ ихъ рано утромъ о своемъ рѣшеніи. Ночь императоръ провелъ крайне безпокойно. Онъ то ложился, то вставалъ, постоянно звалъ къ себѣ кого-нибудь.
Только на второй день къ вечеру, послѣ того какъ были получены извѣстія о новыхъ пораженіяхъ, нанесенныхъ французскимъ отрядамъ казацкими разъѣздами, Наполеонъ далъ приказъ объ отступленіи на Смоленскъ.
Это было уже не отступленіе, а бѣгство.
Началась потрясающая трагедія медленной гибели когда-то великой арміи.

Ночной привалъ «великой арміи»
Съ картины В. Верещагина

Началась зима; французы, не привыкшіе къ русскимъ холодамъ, стали жестоко страдать отъ морозовъ; не имѣя теплой одежды, офицеры и солдаты кутались въ награбленные ими въ Москвѣ мѣха, одѣяла, куски матерій, ризы священниковъ; кто не имѣлъ ничего, шелъ налегкѣ, пока не падалъ и не замерзалъ. Ѣсть было нечего, питались чѣмъ ни попало, и главнымъ образомъ, трупами павшихъ лошадей. Послѣ пораженія французской арміи при Вязьмѣ 22-го октября, при дальнѣйшемъ переходѣ къ Смоленску и дальше къ Вильнѣ, бѣдствія стали еще ужаснѣе. Исчезла всякая дисциплина, всякая доблесть, никакое человѣческое чувство уже не волновало болѣе этихъ несчастныхъ, этихъ медленно движущихся по необозримой снѣжной равнинѣ призраковъ. На каждомъ шагу встрѣчались бывшіе бравые офицеры, прикрытые лохмотьями, опиравшіеся на сучковатыя палки; волосы и бороды въ ледяныхъ сосулькахъ. Поминутно слышались ихъ мольбы о помощи. Несчастіе сравняло всѣ положенія; напрасно нѣкоторые офицеры пробовали командовать — никто не обращалъ на нихъ вниманіе… Голодавшій полковникъ принужденъ былъ выпрашивать кусокъ сухаря у рядового солдата, у котораго они еще водились… Многіе отъ голода и холода обращались въ идіотовъ, жарили и пожирали трупы своихъ товарищей…
А эти ночные привалы среди безконечныхъ снѣжныхъ равнинъ! Метель, холодъ… Кучи замерзшихъ оставались на мѣстахъ этихъ приваловъ, точно на поляхъ битвъ.

Въ 1812 году
Съ картины И. Прянишникова

Возмездіе ждало французовъ за каждымъ кустомъ, возмездіе постигало ихъ даже отъ женщинъ. Какой ударъ самолюбію воина! Утратить послѣдніе признаки своего героическаго величія, превратиться въ тѣнь человѣческаго существа и подъ конецъ быть побѣжденнымъ простою русскою крестьянкою, — какая жестокая иронія судьбы! А между тѣмъ оно было такъ. «Старостиха Василиса, — пишетъ историкъ Отечественной войны Богдановичъ, — живетъ въ народныхъ преданіяхъ взятіемъ въ плѣнъ и доставкою въ Сычевку (Смоленской губ.) цѣлой непріятельской партіи». Несомнѣнно ее-то и изобразили И. М. Прянишниковъ на своей картинѣ «Въ 1812-мъ году».