Стоит ли удивляться тому, что вековая мечта "легкого хлеба" в русской народной сказке, с простодушием простака, дает и способ её осуществления - воровство! Справедливости ради скажу, что воровство играет большую роль и в языческих мифах и сказаниях других народов. Полагаю, что древнегреческий бог Гермес - покровитель путников и путешественников, проводник душ умерших, а также красноречия, изворотливости, обмана и воровства хорошо известен просвещённой публике.
В немецких сказаниях о Нибелунгах все с постоянством "маньяков" воруют друг у друга проклятое золото. Но, пожалуй, только в русской сказке апофеоз лентяя и вора достигает своего высшего мистического накала. Более того, искателей дармовщинки весьма часто ожидает встреча с чертом, которого удачливый герой «разводит» на вожделенное золото. Например, сказка о плуте-батраке, об Иванко Медведко или об отставном солдате, который за деньги нанялся в службу к черту по мотиву: без денег, думает, плохое житьё; хоть у черта, все что-нибудь заработаю.
Образное выражение жизнечувствия лентяя дается сказкой о семи Семионах: "В одном месте у мужика было семь сынов, семь Семенов - все молодец молодца лучше, а такие лентяи-неработницы, во всем свете поискать, - ничего не делали". - Спросил однажды этих молодцов царь: "Чего они умеют делать?" Старший прямо ответил: "Воровать, ваше царское величество". Прочие братья назвали иные специальности, но самым полезным оказался старший: он украл царю невесту. И сказочное счастье вознесло вора выше царя. - Царь то старый был, "а вор Сенька был бравый детина, царевне приглянулся". На вопрос, за кого она хочет замуж, она ответила: " за того, кто меня воровал". В сказке счастье и удача неизменно сопутствует не "сильным мира сего", а ворам или лентяям. Крайним выражением лени, естественно, является сказка о Емеле-дурачке.
Однако, возможность реализовать свое желание через магию и колдовство - удел не всех и дается такая возможность сравнительно редко.
Следовательно, реализовать своё "законное" желание приходится вполне земными методами и известным уже нам средством. Так, например, старик со старухой ведут своего сына в город "отдать в науку", а попадают к вору, который дает примечательное определение своему ремеслу: "Я ночной портной: туда-сюда стегну, шубу с кафтаном за одну ночь сошью". В результате освоения воровского искусства, наш молодец умеет не только выкрасть яйцо у сороки или снять штаны с прохожего, но и "на глазах у барина украсть барыню". Сочувственное отношение к ворам и воровству проступает не только в сказке о простом люде, но и в таких, где речь идет о всевозможных царевичах и богатырях. Малышня, с трепетным вниманием следящая за перипетиями происходящих сказочных событий, видимо слабо отдает себе отчет, что добывание жар-птицы, гуслей-самогудов, прекрасных царевен, золотых яблок и т.д. - построено на обычном Воровстве. Этот аспект как-то выпадает из поля зрения и не замечается слушателями, поскольку и сама сказка, и социальный статус богатыря или царевича выше обычной уголовщины и домушничества.
Одним словом, воровской поступок заслоняется и "выдавливается" обликом героя и его чудесными подвигами. Но это сказки, где воровство прикрыто тонким покрывалом таинственности и мистической мудрости. Однако есть и такие, где воровство выступает с откровенным цинизмом и не скрываемым пафосом, но ... оно нравится своим виртуозным искусством и "наукой" по устроению нашей горемычной жизненной доли. Неудивительно, что воровской идеал находит трепетно-живой отклик в душе простого народа и в эпохи, когда мышление народных масс облекается в сказочные образы, этот идеал наиболее выпукло и ярко отражает тоску по социальной справедливости. В сказке мужик жалуется на барина: "Правдой век прожить не сможешь: кривдой жить вольготней. Вот и наше дело: бесперечь у нас господа дни отнимают, работать на себя некогда". Сказка стремится вознести бедняка над знатью, над хитрыми купцами-барыгами и сильными мира сего.
Эта социальная мечта принимает разные формы, но господам достаётся одна и та же доля. Не обходит стороной русская сказка и веселое житьё простого человека в "мире ином", где народ гуляет, пьет в волю, поет песни и водит девичьи хороводы. Мечта народа выражается и в идее мужицкого царства, где простой человеком вдруг оказывается царем, добрым для простого народа и "особливо для солдат". Сказка рассказывает и о загробных мучениях недоброго к народу короля: на нем черти дрова возят и погоняют его дубинками. На вопрос солдата о его житье-бытье на том свете король отвечает: "Ах служивый! Плохое мое житье. Поклонись от меня сыну (аналог с притчей о богаче и Лазаре)... да накрепко ему моим именем закажи, чтобы не обижал он ни черни, ни войска; не то Бог заплатит!"
Сказки в сборнике Афанасьева, которые собирались в 50-60 гг., полны мечтаний солдата николаевской эпохи. Нужно сказать, что при тогдашней армейской службе в 25 лет, непрестанной муштре и жестоким истязаниям, когда человека прогоняли "сквозь строй", доля этих горемык была подобна страданиям грешников в аду. Стоит ли удивляться, что образ дезертира окружается состраданием и любовью простого народа. Сказочным венцом этой мечты является образ простого человека, который, по завершению "кругов ада", скоро поправляется от тяжких, жестоких ран и "зелена вина напивался, заводил пир на весь мир; а по смерти чудовища-царя, начал сам править, и житие народное было долгое и счастливое".
