Перед Пришествием Спасителя. Что жаждал языческий мир?

Вы когда-нибудь чувствовали, что мир — не таков, каким должен быть?
Что за всеми технологиями, законами и цивилизациями — пустота?
Что человечество упало из какого-то более высокого состояния и с тех пор ищет дорогу назад? Так чувствовали не только вы.
Две тысячи лет назад, в самом сердце Римской империи, люди тосковали по утраченному раю. Они не ждали "Мессию" в иудейском смысле.
Но они чувствовали: что-то должно измениться.
Кто-то должен восстановить связь между небом и землёй.
И когда пришёл Христос, многие язычники узнали в Нём Того, Кого искали.

В Древнем Риме не было одного "Храма всех богов" — но была идея Пантеона (от греч. pan — всё, theos — бог), где почитались все божества империи — и даже императоры как боги. Самый известный — Пантеон в Риме был построен императором Адрианом.

Греко-эллинский мир Римской империи, в отличие от Израиля, не ожидал Мессию в том смысле, в каком его ждали иудеи. Однако это не означает, что у язычников не было своих чаяний и духовной жажды преображения. Ожидания фокусировались на пришествия Того, Кто вернет человечеству "золотой век", о котором когда-то писал Гесиод:

"Горя, не зная, не зная трудов. И печальная старость
К ним приближаться, не смела. Всегда одинаково сильны
Были их руки и ноги. В пирах они жизнь проводили.
А умирали как будто объятые сном".

Для тех людей, это был не сказочный вымысел. Это — память о потере.

И надежда...

Суть их чаяний можно выразить как ожидание не вождя, а возвращения утраченного рая, когда небо благоволило к людям. Эту жажду питала мечта об избавлении от бремени несовершенного мира, который с каждым поколением всё больше погружался во мрак "Железного века". Это была тоска по Спасителю, который восстановит связь между землей и богами. Вдохнет жизнь в уставший мир и вернет человечеству его первозданное достоинство.

Римские писатели Светоний и Тацит, первый в "Жизнеописание двенадцати цезарей", а Тацит в своей "Истории" писали о широко распространенном на Востоке ожидании могущественного правителя, который выйдет из Иудеи и покорит мир. Правда они воспринимали это ожидание не как пророчество о духовном спасителе (Мессии), а как политическую угрозу для Римской империи и угрозу восстаний.

Гений поэзии - Вергилий (70-19 до Р.Х.) воспевает, в своей знаменитой на весь мир 4 эклогии, грядущего божественного младенца такими словами:

"Круг последний настал по вещанью пророчицы Кумской
Сызного новых времен зачинается строй величавый
Дева грядет к нам, грядет Сатурного царство.
К новорожденному будь благосклонна, с которым на смену
Роду железному род золотой по земле расселиться".

Это — не просто стихи о младенце.

Это — пророчество о Спасителе, о мире гармонии, где нет зла, где человек возвращается к чистоте.

Интересно, что Вергилий писал это за 40 лет до Рождества Христова.

Он не знал Его имени, но тонко уловил тоску эпохи.

Существовали и другие пророчества. Например, Сивиллины книги (сборники пророчеств очень популярные в Риме) содержали смутные предсказания о грядущем великом изменении мира и появлении некоего божественного или богоподобного Спасителя. Эти ожидания часто проецировались на римских императоров. Императоров называли "спасителями" (soteres) и "богами", которые принесли мир (Pax Romana), процветание и стабильность.

Итак, можно с уверенностью сказать, что древний языческий мир, особенно в своей эллинской части, жил в состоянии напряженного ожидания нового Откровения. Это совершенно четко прослеживается и в философии, и в литературе, и в искусстве, т.е. во всех сферах человеческого духа.

К этому времени философия отошла от чисто рациональных исканий к мистицизму и поиску спасения души. Помимо Вергилия Овидий в "Метаморфозах" также описывает переход от Золотого века к Железному, оплакивая упадок нравов и справедливости. Восточные культы Исиды, Митры, Кибелы - это, пожалуй, самое яркое проявление жажды спасения на массовом уровне. Эти религиозные и философские искания нашли отражение в погребальном искусстве. Вместо простого изображения жизни покойного все чаще появляются сюжеты, намекающие на загробную жизнь, спасение души, героев, побеждающих смерть (например, Геракл на саркофагах).

Далее, нужно сказать еще об одном, очень интересном культурном явлении того времени (Кстати, сегодня мы можем наблюдать очень похожую ситуацию. Интернет и глобализация привели к смешению идей и практик из разных культур), о синкретизме. Оно характерно тем, что происходит смешение различных философских, религиозных, этических учений в единый, пытающийся всех удовлетворить и всех примирить, синтез. Синтез, который мог бы удовлетворить духовный голод разнообразного населения огромной империи. Синкретизм, в свою очередь, не просто дал мощный толчок для всплеска мистерий, а стал их питательной средой. Место античных божеств заняли древние восточные умирающие и воскрешающие божества. Создаются религиозные союзы почитателей Исиды и Сераписа.

Почитатели этих божеств верили, что путем особых обрядовых действий – мистерий, во время которых представлялись сцены смерти и воскресения бога, они сами становились сопричастны богу и обретали бессмертие. Массовое распространение мистерий свидетельствует о том, что мир жаждал того, кто даст преображение. Причем мистерии в это время становятся все более и более синкретичны по своему духу. В них смешиваются элементы восточных и западных культов. Массовое распространение мистерий является, пожалуй, самым красноречивым свидетельством того, что античный мир испытывал колоссальный духовный голод и отчаянно жаждал преображения.

Характерный пример, культ иранского бога солнца Митры – этого борца против сил зла. Огромное количества народа было привлечено к участию в мистериях Митры. Люди жаждали верить не просто во всемогущих богов. Они искали богов, которые слышат. Неудивительно, что это время, когда огромное количество посвящений ставится таким богам, которые названы "внемлющими". Это резко контрастировало с официальными богами греко-римского пантеона (Юпитером, Марсом, Аполлоном), которые воспринимались как могущественные, но далекие покровители государства, народа или абстрактных сил природы. Происходила революция в религии: от "богов государства" — к Богу, который слышит меня.

Митра — не просто бог войны. Он — воин, который поднял руки к небу. В его доспехах — сила Рима. В его позе — вера в спасение неофита.

Но там, где сильна жажда спасения — растёт и жажда власти над невидимым. Большое распространение в империи получает колдовство. Причем в его демоническом ракурсе, связанного с поклонением подземным богам (особенно Гекате), магия. Эти явления были обратной стороной той же медали — глубокого духовного кризиса. Археологи находят большое количество табличек с заклинаниями и проклятиями. По всему Средиземноморью и Европе — от Британии и Германии до Северной Африки и Малой Азии — найдено более 1700 таких табличек. Большинство сделаны из свинца — мягкого и дешевого металла, на котором легко царапать текст. Тексты часто призывают хтонических (подземных) богов, таких как Геката, Плутон/Аид, Персефона/Прозерпина, а также души умерших (теней), чтобы те повлияли на жертву.

Люди призывали подземных богов, чтобы наказать своих врагов, вернуть любовь, добиться победы. Это — отчаяние: если небо молчит, может, ад ответит? И в этом — трагедия той эпохи: мир искал связь с Высшим, но не знал куда стучать.

В это же время чрезвычайно бурно развивается алхимия. Не та алхимия, карикатурное представление о которой у нас существует (особенно в связи со средними веками), а алхимия как попытка найти путь к преображению материи, ее спасению и освящению. В конечном счете, алхимики пытались преобразить материю, обожить ее. Считалось, что вся материя состоит из одних и тех же первоэлементов и может быть изменена (трансмутирована).

Таким образом, алхимия в поздней античности была еще одним мощным свидетельством всеобщей жажды преображения. Мудрые люди искали не только личного спасения. Они искали способ спасти мир, материю, вернув ей первозданную чистоту и совершенство, что созвучно идее возвращения "Золотого века".

Христианство пришло в мир, который был уже глубоко подготовлен к восприятию идеи о едином Боге, личном Спасителе и универсальном Откровении.

Именно этот комплекс явлений — духовный вакуум, кризис старых религий, синкретизм, расцвет мистерий, поиски "внемлющих" богов и алхимическая жажда преображения материи — создало уникальную культурную и духовную почву, которая сделала языческий мир восприимчивым к проповеди христианства.