Для проекта "Жизнь." Рассказ о Сибилле

Она обожала широкополые шляпы, и её высокий рост позволял ей носить их с шиком. Делала она это, правда, редко, а сейчас, когда ушел муж, носить их стало совсем некуда. Она привыкла, что все идет по ее сценарию, и ни минуты не сомневалась, что он вернется. Другим, как она и хотела. Так и сказала: “Пошел вон и не возвращайся, пока не станешь нормальным человеком, времени тебе даю до Рождества”. Он даже обрадовался, с Сибиллой трудно жить. И не вернулся.

Муж был большим шишкой в какой-то фирме по очистным сооружениям. А раньше, он - успешный западный немец, она - девушка из ГДР. Дали они шороху агентам Штази, когда встречаться начали. Думаю, не будь всех тех препятствий, они и не поженились бы. Потом - ребенок, второй, третий. Между делом она закончила бизнес-школу в Англии в придачу к факультету физики в Лейпциге и Полиграфическому в Москве еще до брака. Вряд ли она простила мужу неудавшейся карьеры и вечного скитания по миру. Хотя последнее ей нравилось, ей было интересно жить. Тут главное - назад не оглядываться и не сокрушаться в 55, что все могло быть по-другому, если бы. Она бы и не сокрушалась, вот только Йенс ушел.

Они жили в Англии, Иордании, Болгарии и Саудовской Аравии. Она любила арабский мир и сына старшего арабистикой заразила. К счастью, с экономическим уклоном. В перерывах между контрактами они возвращались на год-другой в Лейпциг. Почему-то они осели именно там, у Сибиллы, а не в Гамбурге, откуда Йенс.

Когда вернулись совсем, что-то разладилось в их жизни. Да, понятно, что. Старенький стал Йенс для своей энергичной жены, покоя и мира захотелось. Сибилла сильна до невозможности и орет, как иерихонская труба. Орет, правда, только на своих, это у нее так любовь выражается. Когда она заводится, я Раневскую вспоминаю: “Эх, королевство маловато! Разгуляться негде!” Жить с ней - сложно, дружить - великолепно!

Она подозревает, что где-то в Иордании ее и цапнул какой-то клещ - боррелиоз не сразу проявляется. Ей повезло, выкарабкалась. А думали - умрет или в инвалидном кресле останется. К тому моменту, как она села в самолет, чтобы на лечение в Германию лететь , она уже вилку держать не могла, руками ела. Мужа это раздражало, он думал, что она преувеличивает, во всяком случае, Сибила так считала. Надо было ей тогда еще от него уйти, раз не доверяла. Но - любовь и дети. Йенса, впрочем, тоже понять можно - неизвестно, что с женой будет, а он с тремя детьми где-то в Иордании болтается.

Сибиллу сразу госпитализировали. Боли были дикие, но сказать об этом она не могла - паралич зашел так далеко, что затронул какие-то мышцы в горле. А врачи не догадывались или думали, что не болит, так как она почти все время была без сознания. Сибилла, сама немка, говорила потом, что они - фашисты.
Случайность, но на реабилитацию она попала к моему мужу, он тогда в неврологии работал. Он, впрочем, совсем ее не помнит, последние дни в той клинике дорабатывал.

Мы уже успели пожить в западной Германии и через три года опять вернулись в Лейпциг. С немецкой школой отношения у нас как-то сразу не сложились, и мы отдали детей в интернациональную. Дочка Сибиллы Мари оказалась в одном классе с Мишкой - он стал ее первой школьной любовью.
Мари в маму пошла. На Сибиллу глянешь и подумаешь: “Господи, страшная какая!” Выглядит как здоровенная дылда из немецких фильмов определенного содержания, только хлыста и кожаного белья не хватает. Рост - под метр восемьдесят, белые-белые волосы, белая кожа, очень жесткий взгляд, но при этом она страшно харизматичная. Я ее опасалась вначале, язык у нее был совершенно без костей и авторитетов - никаких. Но она меня полюбила сразу и нежно, безоговорочно впустив в свое большое сердце.

Она носила брекеты, это смотрелось странно. Носила их не ради красоты, а чтобы зубы не выпали. Ей их почти выбили в Болгарии - не захотела платить каким-то отморозкам за “охрану” машины. Это у нас 90-е в 90-е закончились, а там они длились гораздо дольше. Не обратив внимания на угрозы, она высокомерно не заметила вымогателя. Возвращаясь обратно, увидела, что он протыкает колеса ее машины, над последним возится. Он не знал, с кем связывается.
Сибилла была не одна - с подругой, женой американского посла. Та не поставила посольство в известность, что в город выходит, поэтому вызывать полицию было нельзя - сразу засветились бы в прессе. И Сибилла сама пошла бить ему морду.

С Болгарией был связан и самый большой ее благотворительный проект. Она с группой женщин курировала детский дом для детей-уродов. Таких, от которых все отказывались. Я фотографии видела - спать потом не могла. Их специально делали, чтобы у разных фондов деньги выбивать. Представляете, входят несколько дам в облаке парфюма, одеты прекрасно, все сплошь жены высокопоставленных иностранцев, а там - ни памперсов, ни персонала. Дети к кроватям привязаны, чтоб не падали и не ходили, Китай отдыхает! Сибилла знала уже, что им предстоит увидеть и скомандовала: “Не реветь, улыбки приклеить и - вперед!” В истерике бились уже потом.
Нормальной едой, игрушками и памперсами детей удалось обеспечить на какое-то время. Жизнь тех подопечных, кто мог соображать, превратилась на несколько месяцев в череду ожиданий красивых тёть с шоколадками.
Жалко, прикрыло их проект правительство, деньги какие-то им сунуть не догадались - иностранцы. А одежду и лекарство Сибилла до сих пор по всем друзьям для приюта собирает.

Года два назад она в Непал укатила, к подруге, которая заболела раком. Да еще какое-то природное бедствие там вроде случилось, в акции спасения участвовала и из госпиталей не вылезала… Я вот думаю… У каждого человека должен быть сердечный лимит, ну, не может одного сердца на все хватать! У Сибиллы хватает. Я не знаю, какой была она до болезни, может, своим подвижничеством она благодарит судьбу, что выжила.

Наше общение не было непрерывным. Последняя разлука длилась четыре года, они жили тогда в Саудовской Аравии, мы - в Голландии. Но все это время в квартире ее родителей висел для меня ключ. Не надо было спрашивать разрешения, достаточно позвонить - дома ли родители, и приехать. Одной, с семьей, друзьями - неважно. Продолжительность пребывания в ее квартире тоже значения не имела.

Вполне в духе Сибиллы было позвонить мне внезапно и сказать: “Я тут в Амстердаме, дочь на паром сажала. Заеду к тебе на часок кофе попить, соскучилась”. Я тогда в Гронингене жила, а это - 300 километров крюку, на минуточку.

Сейчас моя Сибилла практически одна. Мари - в Англии, старший сын - в Бейруте, младший - где-то в Китае. Йенс и раньше терялся в обществе жертвенной и властной супруги, а сейчас вообще устранился. Оба - сложные и разные люди, их держала любовь, она - иррациональна, но преходяща.

А теперь возвращаюсь в совсем недавное прошлое - в начало лета. Я ехала на поезде из Дрездена в Лейпциг, подругу посещала. И, в общем-то, не ставила Сибиллу в известность о своем приезде, у меня были другие планы и люди. Тут зазвонил телефон - она.

• Извини, Ирина, я ошиблась номером. Хотела позвонить другой Ирине, да пальцем промахнулась.
• Извини, Сибилла, но случайных ошибок не бывает! Я здесь, и тоже совершенно случайно!

Через полчаса она ждала меня на вокзале, много времени у нас не было, но это роли не играло. А вообще, если надо будет, я брошу все и приеду, потому что Сибилла оказывалась рядом, даже когда я ее об этом не просила. Это большая редкость в жизни, и особенно - в эмиграции.

Пост написан в рамках второго тура проекта "Жизнь", номинация - "Человек, которому я благодарна."