Люди из стали

Обычно я стараюсь писать весело, потому что все любят смеяться. Но есть время для грустных историй, для таких, которые хоть и не твои, но позволяют тебе взглянуть на себя иначе. Например, подумать, действительно ли тебе так тяжело, как ты говоришь об этом, заслуживаешь ли ты лучшего, а еще – имеешь ли право ныть и жаловаться… Самый главный автор таких историй - сама жизнь, ничего не надо выдумывать. И это страшно.
«Вот как же можно так с хлебом? Хлеб – это же самое главное, что у нас есть! Взяли и бросили на землю. По нему ногами ходить будут. Для меня хлеб – это все. Люди, которые не голодали, никогда не поймут» – говорит бабуля, подсаживаясь к нам на лавочку.
Ставит рядом тазик с водой – в нем размачивает сухие куски хлеба, которые кто-то раскидал на дороге для птиц.

• Нас трое было – начинает говорить она - Отца забрали на фронт… Жизнь страшная была… И вот тот молочник, мама разводила в нем купорос, чтоб подсинять белое белье. А мы маленькие и не соображали даже. Я уж и не помню, какого возраста. Но помню, что мы натворили. Мы по неразумению, не специально – дали попить купороса малышу семимесячному, братику. Такой хороший пухленький мальчик был… Ну и че, он попил этот купорос, и у него пена пошла. Брат побежал маму звать, она позади дома была, замазывала мазанку, мы в ней жили. Она прибежала, руки в глине все, не поймет ничего. А потом как увидела этот, молочник-то, так схватила малыша глиняными руками и побежала до больницы, благо не так уж и далеко было. Ну и че, не спасли мальчишку, умер. Господь ее пожалел: сам взял одного из детей себе. С тремя детьми во время войны остаться – это был кошмар.
  Жизнь тяжелая была, мы маму видеть-не видели: она работала. А работать пошла туда, где можно выжить – в столовую, на кухню. Вот принесет какой-нибудь кусочек и накормит нас. Особо-то денег не было, варева не было. Я 39-ого года, перед войной родилась. Малюсенькой была, когда война началась. Это была «сказка», а не жизнь! Потом мама от рака умерла. Мы тогда в Казахстане жили. Нам давали сперва за отца пособие, потом мама когда умерла, к нам приставили опекуна. Тогда собес был, не пенсионное бюро, а собес. И приставили к нам человека, чтобы оформить документы. Ну, мы нужны были этой тете чужой? Кому мы были нужны, скажите на милость? Мы не пошли в детдом: у нас от мамы квартира осталась. Вот которую пенсию приносили за отца, так и приносили. Братик побольше подрос, пошел на строительную бригаду, подносить кирпичи, где-то чего-то, ну, какая-то копейка. Кое-как школу закончили и кто куда. Слава Богу, я додумалась - в пошивочную мастерскую пошла. Пришла, плачу, прошусь. Когда меня взяли, счастью не было границ. Я всю жизнь говорила, что буду портнихой. Бывало, валенки разорвутся, старые, подошвы нет, а я нитками их зашью-зашью-зашью, много ниток нашью и иду. Пешком, далеко. Брата взяли в армию. Он ушел, я осталась одна. Чем я жить-то буду? Ну, еще пенсию, пока мне 16 лет было, приносили.
  Жизнь не наладилась никогда. Вышла замуж, нашла себе человека, а он оказался пьяницей горьким. Он уже умер, лет 20 с лишним как. Но его не Бог забрал, а он сам себя сгубил, сжег. Потому что организм уже не мог переваривать это все цистернами. Двое девочек у меня родились от этого пьяницы. Я мучилась с ним, мучилась. Благо то, что я работала 20 лет на железной дороге и добилась угла своего. Вот с детками мы зажили, такой угол шикарный, хороший угол дали. Мы ожили, я расцвела, а то такая была худючая, страшная! А тут женщина, как говорится, в соку. И я ушла от мужа, развелась, разделилась. А я же сирота, мне подсказать-то некому раньше было: «что ты с ним живешь, мучаешься?» А я как думала: «Господи, ну как же так, ну ладно бы война отняла отца-то, а я живая и своих детей сиротить буду, лишать отца». Вот ведь разума-то не было! И подсказать некому.
  Я сейчас со старшей дочкой живу, а младшая вышла замуж и уехала в Германию. А вот у старшей такой хороший муж был, шофером был, ездил в рейсы, возил щебень, доски, гравий и в гололед разбился насмерть. Он, бывало, людей на рынок везет, а они расплачиваются с ним молоком, мясом, своим товаром. Всегда привозил картошки, моркови, капусты. Золотой парень был! Цены ему не было. И внучка моя в пять месяцев без отца осталась, она даже не видела отца. Только фотографии. Вот правильно говорят: Богу хорошие нужны, плохих вон, алкашей сколько, он не берет их. (Смеется)
  Я уже ничего не боюсь, я столько прошла, как говориться, и огонь, и воду, и медные трубы. Живу со старшей дочкой, младшая уехала и меня забыла вообще. Живут с мужем, у обоих бизнес, она портниха, у нее своя швейная мастерская. А зять машины ремонтирует, он немец чистокровный. У них двое детей – мальчик и девочка. Я до того люблю внуков своих. А она увезла и все. Я столько слез пролила. У нее своя жизнь. Я три раза к ним ездила. Первый раз - когда мне 45 лет было. А зять мне говорит: «я тебе мужика найду». А я ему ответила: «знаешь че, мне твоя Германия на хер не нужна!» Я там ходила, как-будто на меня скафандр одели или клетку: я видеть все могла, а делать ничего не могла. Потому что немцы ненавидят русских – за то, что они победили. Никакого чувства вины у них нет! Я там побыла! Я ви-де-ла! Мы шли в магазин, а дочь говорила мне: «Мам, ты там рот, пожалуйста, не открывай, а то нас даже на кассе не обслужат». Это было много лет назад, мне тогда 45 было».