Городские сказки: Живой

Послушай, говорили мне, если ты будешь и дальше так изводиться, от тебя не останется даже костей. Один позвоночник, говорили мне, и то кривой. Один позвоночник и, может быть, ногти. Давай, говорили мне, встань и иди улыбаться. Пить спирт, рисовать на канализационных люках. Что-нибудь делать.
Всем вечно хочется, чтобы другие что-нибудь делали. Иди. Спивайся. Смейся над собой. Работай, кричи, поговори с кем-нибудь. Простой и действенный способ заставить тело почувствовать себя живым организмом. А я мёртв уже несколько лет и всё пытаюсь понять, насколько мне это важно.

— Здравствуй, детка, — говорит Кудрявая Ми, потрепав меня по затылку. От неё пахнет булочками и мятой, сладко тянет духами. — Пойду сочиню тебе кофеёк?

— Крови бы мне сочинить, — говорю я. — И новое сердце.

Я всегда был немного занудой.

— Чем могу, — хохочет она и растворяется в кухне.

Вокруг меня бурлит, смеётся, пьёт в три горла, ссорится и отмечает вечную дружбу кофейня «Мирьям». От кофейни, правда, одно название: может, когда-то здесь и подавали исключительно кофе, но со временем это местечко сделалось больше похожим на неплохой звонкий паб — с высокими деревянными стульями, резной барной стойкой с жемчужной ниткой бокалов над ней, утренними пропойцами, славным пивом, настойками на каких-то непроизносимых травах. Со сценой в углу, полированной сотнями каблуков женских и мужских туфель. К слову, здесь всегда чисто. Мерно гудят вытяжки. После ужина пара десятков гостей станет петь и драть струны. Случался отличный блюз, кстати, — жанр неудивителен, это правда, но исполнение наводит на мысль о крайне выгодной продаже души. Первое время, помню, я удивлялся, а потом наплевал и стал просто слушать: в конце концов, даже в самом страшном местечке мира найдется время для пары отличных песен, не то что тут.

Кудрявая Ми — всезнающая, смешливая, пугающая, прекрасная — никогда не пряталась в своём кабинете. Прямо сейчас она быстро скользит между занавешенных кальянным дымом столиков, иногда смахивая с одного-другого невидимые глазу крошки.
С самого начала я смотрел на неё ровно так же, как психопат завороженно смотрит на стрелки часов или круглый иллюминатор стиральной машины. Смотрел — и отключался, наконец ни о чем не думал: длинные каштановые кудри вспыхивают то ближе, то дальше, ворох тяжёлых юбок вводит в транс. Я никогда не был влюблён в Кудрявую Ми, но — чёрт возьми! — гипнотический эффект срабатывает безотказно. Раз за разом, раз за разом — ни единого сбоя.

Я прихожу сюда каждый день. Пить ароматную тёмную жижу из огромных фирменных кружек. Слушать чужие сплетни. Смотреть на Ми. Отключаться. Бывало, задерживался допоздна и удавалось застать восхитительных сумасшедших с гитарами, длинными патлами цвета запачканной пеплом бумаги, сухой кожей, хриплыми голосами — вот в чьих глазах живёт самая хваткая, самая стойкая жажда жизни! Но чаще мое пребывание здесь ограничено парой порций кофе.

Я работаю недалеко, в двадцати минутах, если идти по земле привычным способом — там, где кончается узкая тропка, ведущая прочь от входа в «Мирьям», и торчит заросшая мхом и вьюнками автобусная остановка. Работа совсем не сложная, даже уютная — встретить и проводить. Иногда, конечно, попадаются буйные: страшно кричат, ругаются, иные даже полезут драться. Но это редкость. Обычно новоприбывший глядит растерянно, но при этом вполне доволен — сюда попадают те, кто страшно не хочет дальше или назад. Или, как я, никуда не хочет вообще.

— Кофеёк поспел, — говорит над моим плечом Кудрявая Ми, взгромоздив на стол сладко дохнувшую кружку. Крупные капли зрачков, соломоновы стрелки остроконечных ресниц. Живой, злой, упрямый ум. Нос с горбинкой, едкая складка бордовых губ, крепкая длинная шея в жёстком колючем кружеве. Кудрявая Ми улыбается мне чуть сочувственно, но без жалости, и от этого сразу становится очень спокойно.

— А скажи мне, — говорю я хозяйке «Мирьям» в тот момент, когда, подобрав с пола край самой длинной из своих юбок, она собирается снова растаять среди столиков и подносов, — до того, как приехал я — кто был встречающим? Кто-то ведь был?

За соседним столиком громко смеются и спорят два таксиста в лихо надвинутых шляпах и тесных полупальто. Оба больше похожи на мафиози из старых фильмов, а в кружках плещется закалённое крепкой настойкой пиво — они не боятся пьянеть. Послушайте, самый простой человек при желании может достаточно долго сохранять трезвость рассудка, что говорить об этих! Да и чего им бояться — аварии? Не смешите меня.

— Ну что ты, милый! Ты здесь Харон, единственный, неповторимый, все тебя очень любят! — Ми ободряюще кладёт на мою медвежью лапу холодную, чуть шершавую ладонь, пока навострившие уши гости многоголосо поддакивают. — Боишься, что кто-нибудь облизнётся на твоё место? Захочет вечно метаться туда-обратно?

— Нет, — говорю я. — Пожалуй, я то, что нужно.

Смерть изловила меня несколько лет назад. Я умирал не мучительно, хоть и долго. Рядом со мной умирала моя жена. Мы попали в аварию, наш институтский приятель не справился с управлением своей огромной квадратной хонды. Он не был пьян, ничего подобного, просто отвлекся или уснул, кто его знает, в любом случае парень родился в рубашке — пара царапин, лёгкое сотрясение и продолжительный обморок. Нам повезло чуть меньше.
Не то чтобы я боялся, просто тогда казалось, что здесь ничегошеньки нет, совсем ничего. Ни остановок, ни тропок, ни пьяной кофейни «Мирьям». А если здесь ничего нет, то не будет её, а это страшнее всего, страшнее небытия. Я был готов на всё, лишь бы не умирать — я хотел оставаться с женой как можно дольше.

— Никакого рая, — шептал я себе. — Ни рая, ни ада, ничего. Я не умру.

Я умолял себя не уходить, не уплывать в тягучую бездну, раскрывшуюся внутри проломленных рёбер. А ласковое мироздание, знаете ли, всегда радо услышать мольбу о помощи. Я не хотел уходить — хорошо, я попал сюда. Моей жены здесь не было.
Со временем я привык.

Кудрявая Ми вдруг смотрит на меня очень прямым, очень пытливым взглядом. Она наклоняется к самому моему уху, так, что посетителям кофейни не слышно ни звука, сколько ни вытягивай шею.

— Я, например, ой как металась, — шепчет она. — Всё решала, как поступить. Очень жить хотелось! — она замолкает на пару секунд. — Но не там, где мне выпало, детка.

Кудрявая Ми выпрямляется. Продолжая смотреть мне прямо в лицо, великолепнейшая женщина Лимба отводит за ухо длинную, тяжёлую, как питон, блестящую прядь волос. Чёрная дырочка от выстрела, спрятанная чуть дальше бледной мочки, глядит на меня уродливым слепышом крохотную долю секунды — и снова теряется в долгих каштановых волнах. Примирительно подмигнув, Ми уходит широким шагом сквозь ажурный, молочного цвета дым.

Что может случиться с человеком более странного, более невероятного, чем отступившая смерть? Здесь это произошло с каждым, поэтому сложно чувствовать себя в чём-то особенным. Однако разговор с Кудрявой Ми с лихвой возвратил мне это давно забытое чувство.

Я смотрю в окно. Длинные пальцы тумана гладят далёкую автобусную остановку. Сизое небо бледно мерцает множеством водянистых лун.
Коротко взвизгнув шинами, помятое ещё прижизненным пожаром, а потом и временем, из тумана выпрыгивает маршрутное такси, оставляя на дороге длинный тормозной след из пыли и копоти. Я уже знаю, что именно гаркнет водитель, пока я допиваю остаток кружки и вытряхиваю на столешницу деньги.

— Остановка «Следующая»! Пошли вон!

Я успеваю заметить: Кудрявая Ми, вырастая из ароматного облака за барной стойкой, машет мне длинной рукой. Делай хоть что-нибудь, говорили мне. Я делаю свою работу.

Быстрым шагом пересекая тропу, я рассматриваю зад уносящегося такси. Двое, девица и парень, совсем молодые, подозрительно взглядываются мне в лицо, пока я шагаю навстречу. У них есть страх, есть надежда, есть злость, есть жажда, они очень хотят жить. А у меня есть моя работа.

Я объясню им, коротко и понятно, куда их занесло. Предложу пройти по единственно верной тропе от остановки до кофейни «Мирьям». Я пережду их удивление, их ужас, возможно — их минутную радость. Я стану их поддержкой. Доказательством того, что эти двое не тронулись умом. Это — единственный повод сдвинуть себя со стула, единственный повод не превратиться в прах, не рассыпаться в пыль.
Я угадываю их взгляд. Краем рукава стираю с подбородка красную струйку — кружку я допивал торопливо. Туман понемногу проглатывает остановку. До завтра здесь никого не будет.

— Славный вечер, — широко улыбаюсь я, протянув руку. — Добро пожаловать к нам!

Во мне есть смысл. Я молодец.
Я молодец.

Я живой.

Все сказки автора: #КрисАивер-cityhaze
#сказка #городскаясказка #cityhaze