А давай, как прежде, в сене кувыркаться?

Удивительная пьеса Чехова - "Иванов". Да, есть еще и " Вишневый сад", и "Три сестры", и " Дядя Ваня", - изжеванные школьной программой, но упорно продолжающие быть интересными для меня. Но ни ждущий вырубки сад, ни судьбы трех сестричек так не волнуют меня, как образ Сарры из "Иванова".

Вот кто бы позвал меня на сцену, уж я бы выложилась до конца в этой роли, так она мне близка и понятна. Или, лучше, кинороль бы эту дали. Все-таки, мне кажется, в кино полнее можно характер раскрыть. Крупный план, глаза, мельчайшие нюансы эмоций. Тем более, говорят, я похожа на еврейку - нос длинноват и глаза с поволокой.

Не зовут, не приглашают, бяки такие. А, и ладно. Актрисе ведь приходится выполнять волю режиссера, претворять в жизнь его видение образа героини. А вдруг этот добренький режиссер, все-таки рискнувший меня пригласить, совсем по-другому интерпретирует образ Сарры? Разве я, с моим непокорным характером, смогу послушно сделать книксен? Да прям. Разобью о лысую режиссерскую голову первый попавшийся реквизит.

Как мне нравится эта женщина: еврейка, отрекшаяся от иудаизма ради любимого, проклятая и забытая родными, осмеянная и оклеветанная пошлым окружением. Удивительная личность. Веселая жизнелюбка когда-то, а теперь угасающая в чахотке, потерявшая любовь мужа. Мыслящая, открытая новым впечатлениям, - и запертая в деревне. Не разочаровавшаяся в Иванове за годы совместной жизни, продолжающая ценить его за порядочность, стремление к высоким идеалам, - и преданная им, отброшенная, как устаревшая, ненужная ступень жизни.

Поразительно, что Чехов, по моим наблюдениям, недружелюбно-настороженно относящийся к евреям, именно жидовкой "сделал" эту необыкновенную женщину. Можно ведь было придумать иначе: девушка из богатой русской семьи, родители так же против брака с Ивановым, пошла наперекор, лишили приданого...Или, если уж еврейка, пусть бы характерным еврейским говором пилила мужа за непрактичность, ежеминутно говорила о деньгах, уговаривала Иванова избавиться от старика-дяди - лишнего рта.

Но нет, еврейка Сарра удивительно тактична, человечна, скромна, с богатым внутренним миром. Так и вижу ее мягкую улыбку, светящийся любовью взгляд, слышу нежный голос, негромкий, интеллигентный.

Думаю, Чехов хотел усилить жертвенность этой героини. Ушедшая от богатых родителей русская девушка - это далеко не то, что ушедшая от ортодоксальных родителей еврейка. Во времена Чехова зрители это лучше понимали, чем мы сейчас.

Как же ужасна сцена ссоры. Два родных человека снисходят, фраза за фразой, до примитивных претензий, омерзительных слов. Страшно заканчивается этот разговор. Такой фразой Иванова, пусть выпаленной в горячке, пусть не со зла, что и он, и мы понимаем: все, это бездна.

Как жила Сарра тихо, так и умирает сценически-незаметно. О ее смерти мы узнаем из слов действующих лиц. Не стал писатель вводить в пьесу скорбное ложе больной, ее предсмертный монолог, истерически рыдающего над изголовьем Иванова... А мог бы. Зал бы урыдался. Но это ведь Чехов, инстинктивно отторгающий все высокопарные традиции старой сценической школы. К тому же, дорабатывая пьесу, он стремился сделать из нее комедию. Правда, не комедию со смешными сценками, хиханьками-хаханьками, а комедию жизни, когда все прекрасные достоинства прекрасной женщины превращены в фарс.

Забыта Сарра, только задержалось в мире ее трогательное "А давай в сене кувыркаться?..."