Красава

То, что я красавица, мне было известно с детства. В деревне редко зовут по именам, особенно за глаза, все больше по прозвищам. На фамилию вообще никто не обращает внимания: полдеревни с одной фамилий, так что фамилия — это если только по казенной надобности обращаются. Меня называли Лизка Красава. Нас у родителей было пять девок. Остальные сестры были меж собой очень похожи — волосы светлые, глаза серые, роста среднего — их смолоду и до старости путали, а при встрече, чтобы не попасть в конфуз, говорили просто: «Здравствуй, Афанасьевна!»
Я удалась покрупнее, чем сестры: на целую голову выше, глаза, не такие как у них серые, а темно-синие, очень светлая и гладкая кожа, волос темно-русый заплетала в две толстенных косы ниже пояса. Еще я петь любила, плясать, на народе веселая всегда, а на работу — лютая, в любом деле стремилась всех опередить. И в будни, и в праздники, что бы я ни делала, всегда видела, что люди на меня с обожанием смотрят. И чем взрослее становилась, тем красота моя все больше расцветала.
Да не зря говорят: не родись красивой, а родись счастливой. Годам к девятнадцати вокруг меня ухажеры тучей вились, как овод на сенокосе, едва успеваю отмахиваться. Пойдем с подружкой в клуб, а парни уж дожидаются, бывает и передерутся меж собой. Я до времени не переживала, мне смешно да и только. У самой сердце ни к кому не лежало, начнут набиваться в провожатые, а я в ответ нет, да и только.
В то лето приехали в соседний лесной поселок на заготовку древесины две бригады городских мужиков (мы их вербованные называли), повадились к нам в клуб захаживать. На меня обратили особое внимание, стали приставать нешуточно. Мы, девчонки, чужаков очень боялись, поэтому решила я: надо из своих парней кого-то выбрать, иначе пропаду не за грош. Остановила свой выбор на Коле из соседней деревни, остальным ухажерам от ворот поворот показала.
Да и как было Колю не выбрать, как в него не влюбиться! Всех же он краше и ростом мне под стать, и на гармошке играет. Подружка моя выбрала его товарища. И так то нам хорошо было в то лето гулять двумя парами: я с Колей и Нюра с Петей. Как пойдем вечером из клуба, Коля на гармошке играет, а мы с Нюрой песни поем. Вся округа выходила слушать.
Договорились мы, что на ноябрьские праздники обе свадьбы вместе сыграем. Вроде никому об этом и не говорили, да только в деревне новости по ветру летают.
Однажды после провожания пошли наши кавалеры домой, идут, тихонечко беседуют, и уж до своей деревни рукой подать, светать начинает, и туман над низиной стелется... Вдруг ни с того ни с сего Петя падает замертво, и по виску его кровь струится. Николай в панике, понять ничего не может, только слышит, как камень мимо его уха просвистел, потом другой. Он на тропинку упал и затаился. Видит: кто-то из кустов выскочил и побежал прочь.
Приехал из района участковый, все осмотрел, Колю допросил. Следствие шло долго. Сначала подозрение пало на временных рабочих из поселка, знали, у многих из них судимости были. Как уж докопались до того, что в преступлении виноват Степан, мне неведомо, но в убийстве он сознался.
Степа жил в дальней деревне, года три за мной ухлёстывал, я его ничем из других не выделяла, слова никогда не сказала ни худого, ни хорошего. Как узнал он, что я за Колю замуж выхожу, так и решил соперника убить. А того не подумал, что злое дело до добра не доведет, неужто бы я за убийцу немедленно замуж выскочила. Не один день выслеживал он соперника на узенькой дорожке, и первым же метким броском убил другого невинного человека насмерть. За это преступление Степану дали десять лет строгого режима.
В ноябрьские праздники никакой пышной свадьбы мы не сыграли, тихонечко расписались и стали жить с Николаем в его доме. Через год у нас родился первый сын Ваня. Тогда не понимала я, что наша семейная жизнь, начавшаяся под дурным знаком, хорошего ничего мне не сулит. Муж мой до домашней работы оказался равнодушный, на колхозной работе еще что-то делает, а дома палец о палец не стукнет. Крыша течет или половица в бане провалилась, ему все даром. Бывало, зима на пороге, а у нас и полена нет. Все самой приходилось делать: и огород копать, и дрова колоть, и печку ремонтировать. Зато ласковый был, не скандальный. Бывало, вечером тороплюсь, грядку полю или посуду мою, а он мне:

• Да брось ты, иди лучше ко мне, отдохни!
• Мы с ним нажили двух сыновей и дочку, да троих неродившихся я в больницу снесла. Теперь понимаю, что грех большой, а тогда не знала, как борониться...
  С Николаем мы прожили десять лет, умер он от приступа аппендицита прямо на операционном столе. В 30 лет осталась я у разбитого корыта. Дети мал мала меньше, дом совсем прохудился, что и делать не знаю. Еще и черный платок не успела снять, как ко мне на порог пришел Степан, с вещмешком, в полинялой фуфайке. Только что освободился. Я его выгнала взашей. «Из-за тебя все зло!» - кричу.
  Через два дня забрала я детей и переехала в райцентр, сняла угол, устроилась поварихой, думаю, хоть дети будут не голодные. Зажили потихоньку, дети стали в школу и садик ходить.
  Степан меня разыскал, опять с уговорами, мол, давай жить вместе. Устроился работать столяром-краснодеревщиком, работа денежная. Я его и слышать не желаю. И стал он опять на моем горизонте маячить. Напарница моя подсмеивается: «Ох, уговорит он тебя, Лизок, как пить дать уговорит!» А я в ответ: «За черта лысого пойду, только не за этого убивца».
  Но не зря говорят, не зарекайся, никто не знает, что ждет впереди. В январе ударили сильные морозы, ниже сорока градусов. Птицы на лету замерзали. В нашем домишке было ужасно холодно, хозяйке приходилось печку по два раза в день топить, видимо, выскочил уголек или печка перекалилась, ночью возник пожар. Все крепко спали, а когда проснулись, то хозяйская комната была уже в огне. Мы выскочили в окно, в чем были, без денег и документов. Куда податься, неведомо. Откуда прибежал Степан, не помню, схватил мою младшенькую на руки и кричит нам: «Быстрее в машину!» Кинул нам какой-то тулуп, чтобы укутались, и привез к себе на квартиру, он в то время небольшую избушечку снимал. Мы зашли в тепло, у нас зуб на зуб не попадает, я и говорить не могу. А Степа:
• Располагайтесь... Завтра поговорим, - и ушел.
  Деваться мне некуда. Стали мы ютиться на Степановой жилплощади, а он зайдет к нам на полчасика, принесет еды или одежонку какую-нибудь, да и прочь. Оказывается, кроме основной работы, он еще и ночным сторожем устроился. Все стремился побольше заработать, чтобы быстрее на ноги стать.
  Так дожили мы до весны. Я ему и говорю:
• Спасибо тебе большое, Степан Иванович, за то, что приютил нас в трудную минуту. Зажились мы у тебя, стеснили очень... Мы, как только у ребят учебный год закончится, освободим твое жилье и переедем...
• Вот это правильно, - улыбается, - что переедете. Я давно хотел тебе это предложить. Считаю, что все до ума довести в доме мы сможем, уже заселившись..
• В каком доме? - спрашиваю удивленно.
• В нашем. Я новый дом купил на соседней улице, он еще не совсем достроен, но жить уже можно.
• А с чего ты решил, что я туда поеду? - возражаю я.
• Так с мужиками твоими посоветовался, они согласны. Верно, пацаны?
• Верно! - радостно кричат Иван и Петя.
  На майские праздники мы переехали. Дом оказался большой, я в таком просторе отродясь не живала. И как это оказалось хорошо – вить свое гнездышко! Степан до работы оказался охочим. Утром встанет ни свет ни заря, на завтрак съест тарелку супа и в свою мастерскую деревяшки строгать. Он в нашем доме все своими руками сделал, да и людям на заказ мастерить не отказывался.
  Меж собой мы дружно зажили. Он мне и детям нравоучениями не докучал, отчет за каждую копейку не спрашивал, рук не распускал. Он оказался человеком сдержанным во всем, и в любви ненавязчивым, умел различать, какое у меня настроение, уноровить так, что и до сих пор помнится. Правда, детей мы совместных не нажили, Степан пока на Севере срок отбывал, все на свете отморозил. Здоровья его хватило ненадолго, мы прожили с ним вместе двенадцать лет. Он сделал все, что мог для меня, чтобы я ни в чем не знала нужды, и вот уже семнадцать лет каждый божий день я поминаю его с благодарностью.