О языке, технике и волшебной силе искусства. @shef эксклюзивно для @recenzent.

Моя коллега по Журналу Рецензент Юлия Мигита в своей недавней статье совершенно верно и доходчиво рассказала о необходимом для литератора умении ярко и оригинально пользоваться своим главным инструментом – языком. Хен Хултквист сделал краткий и доступный обзор важной части поэтического русского языка – рифм. 

В обеих статьях по большому счёту рассматривается архиважный, как любил выражаться вождь мирового пролетариата, вопрос – КАК писать. Но почти не говорится о том, ЗАЧЕМ писать. А ведь любое осознанное человеческое дело или даже отдельное действие всегда имеет какую-либо цель, служит решению какой-либо задачи, удовлетворяет какую-либо потребность. Ниже я попробую немного поговорить о том, зачем люди занимаются литературой – пишут её в прозе и стихах, читают, обсуждают, критикуют, любят, наконец.

Но вначале несколько тезисов о языке. Изначально язык – это код для передачи информации. Первая ступень любого языка – это дискретные элементы: звуки, буквы, а потом, с усложнением и специализацией, и другие символы. Из слов создаются более сложные конструкции – словосочетания, предложения, тексты. Наиболее удачные и полезные из текстов потом хранятся в книгах, библиотеках, а ныне на всяческих электронных носителях. Таким образом, язык служит для фиксации, передачи и хранения информации. А вот сама информация и различные с ней манипуляции – это важнейший элемент познания окружающего мира. Всё это достаточно известные и тривиальные вещи, о которых все знают или догадываются со школьной скамьи.

Вторая ступень развития языка – это специализация, возникающая в том момент, когда в процессе развития и совершенствования человеческого познания в той или иной области, имеющихся возможностей обычного языка начинает не хватать. Возникают, помимо языка собственно общения, языки (или коды) религии, науки и искусства. Каждый из этих языков имеет свою, уже более высокую, степень кодировки. Потому что невозможно одними и теми же методами (и языком) описывать настолько различные сферы деятельности человеческого духа, особенно в их разнообразных ответвлениях.

Ну, не подходит язык бухгалтерского отчёта для классификации членистоногих, а язык Торы не подходит для написания «Горя от ума» или Теории Относительности. К тому же количество новой информации всё время растёт, что тоже требует новых методов её обработки.

При этом заметьте – языки религии, искусства и науки практически не зависят от языка-носителя (языка «первой ступени»). То есть смысл, передаваемая информация, проблематика, методы и приёмы использования не зависят от того, в переводе на какой язык человек читает «Илиаду», Библию или учебник по высшей математике. Конечно, качество и точность перевода играют роль, но «надъязыковое» содержание явно присутствует в перечисленных мною вещах, и более того – оно там уже превалирует.

Так как мы не энтомологи, не математики и не священнослужители, перейдём ближе к интересующей нас теме – языку искусства и к частному его случаю, языку литературы. Помня при этом, что искусство – один из инструментов человеческого познания, ибо ему в полной мере присуща работа с объектами познания – информацией и языком передачи оной.

Литературный язык, как и язык искусства в целом, всё время изменяется, развивается – добавляются новые элементы (слова, обороты), жанры, приёмы, копится и количество информационного багажа. Становятся привычными и обыденными результаты когда-то революционных новаторств и экспериментов. А что-то постепенно уходит и забывается: что под влиянием моды и лишь на время нас покидает, а что – по объективным причинам и навсегда.

Однако какое-то же положительное и вневременное содержание есть у литературы и поэзии – то, что не исчезает, передаётся из поколения в поколение и останется с человечеством навсегда, по крайней мере, до тех, пока оно само будет существовать. И это что-то почти не зависит от изощренности инструмента «кодировки второго уровня»: всяческих сверхоригинальных рифмовок, гармонии звучания, небывалой новизны образов, немыслимых словесных нововведений, которые в предельном случае понятны только их создателю… Всё это рассыплется, как карточный домик при первом же дуновении ветерка времени, если не будет главного.

Так что же главное? А вот как раз то, для передачи и накопления чего и созданы все человеческие языки, а именно – новой и ценной для человечества информации.

А искусство предназначено преимущественно для трансляции информации о чувствах, переживаниях, эмоциях. В отличие от научной информации, которая предназначена исключительно для ума. Одно и то же явление или событие наука и искусство рассматривают с разных точек зрения и описывают по-разному. И это правильно – иначе информация о каждом отдельном явлении, совокупности явлений и о мире в целом будет неполной, ущербной, односторонней.

Поэтому достоверная – правдивая, талантливая, уникальная, незабываемая и т.д. – информация в виде настоящего произведения искусства не менее ценна, чем научное открытие или хотя бы технологическое ноу-хау, или на худой конец рацпредложение.

Для сравнения метода передачи информации можно прочитать, например, историческую справку о том, сколько погибло наших солдат подо Ржевом в боях 1942-1943 годов (это по разным оценкам от 400 до 600 тыс.человек), посмотреть отчёты по дням со всякими таблицами и стрелками наступлений на карте. А можно прочесть стихотворение Твардовского «Я убит подо Ржевом». И там и там информация, и там и там правда об этой жизни. Лучше всего знать всю правду, или как можно больше, по возможности.

              Я — где корни слепые
             Ищут корма во тьме;
             Я — где с облачком пыли
             Ходит рожь на холме;
             Я — где крик петушиный
             На заре по росе;
             Я — где ваши машины
             Воздух рвут на шоссе;
             Где травинку к травинке
             Речка травы прядет, —
             Там, куда на поминки
             Даже мать не придет. 

В общем и целом, права Мигита — нет никакого смысла снова и снова повторять то, что уже было надёжно и на века зафиксировано — в миллионный раз рифмовать любовь-кровь с сопутствующим незамысловатым романтическим набором из страданий, обид и слёз, что, по сути, равноценно «открытию»: 2х2=4. Это всё уже ЕСТЬ, и в той же самой форме, без личных уникальных озарений, прозрений и открытий (пусть и самых микроскопических, но реальных) больше не требуется.

Возможно, что они, такие открытия, у вас тоже есть, но записанные теми же словами, что у других, они сходят на нет. Увы.

Бывает и обратная картина – псевдоновизна, псевдопоэтичность: вроде и рифмы свежие, и новизна приёмов присутствует, а читать скучно, невозможно… всё потому, что зафиксированных авторских чувств, эмоций – ноль. Гремит, как консервная банка, привязанная сзади к машине – отвязал и забыл, поехал себе дальше. Пустота. Нельзя стихи писать равнодушно, без эмоций – это не доклад начальника транспортного цеха. В общем, баланс нужен: много чувств, мало техники – фтопку стихо, есть техника, нет чувств – аналогично. «Опытному» читателю, как Винни-Пуху, нужно и то и другое, и можно без хлеба.

Тем не менее, есть и хорошая новость. Она заключается в том что «безумству храбрых поём мы песню». И, несмотря на то, что многие поколения до нас влюблялись, сражались за счастье и писали об этом стихи, затем умирая (и в подавляющем большинстве, умирая в безвестности) – находятся смельчаки, берущиеся снова за те же самые безнадёжные дела.

Но вспять безумцев не поворотить,

Они уже согласны заплатить

Любой ценой - и жизнью бы рискнули,

Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить

Волшебную невидимую нить,

Которую меж ними протянули…

Вот именно эта невидимая нить, родственная любви, и ведёт нас от великих литературных произведений, грандиозных научных открытий и парадоксальных религиозных озарений туда, за границы нашего мира – на третий уровень, надъязыковой, всеобъемлющий, божественный – куда безудержно стремится познание во всех своих ипостасях на протяжении всей истории человечества. И оно не успокоится, пока не достигнет своей цели, уж будьте уверены, так как неугомонность – одно из основных свойств познания и нас, людей, как его главных проводников и носителей, тоже. А, может быть, успокоение и невозможно, то есть познание бесконечно. Как говорится, уп-с…

Но у каждого всё ещё есть шанс сказать своё слово. Не факт, что каждый скажет, скорее наоборот. «Ибо много званых, но мало избранных». И не факт что человечество под руководством познания придёт когда-нибудь в какое-то «хорошее место», но в этом плане хотя бы есть надежда. И предпосылки есть, или даже нет – предчувствия. Инструменты, описанные выше, тоже имеются.

Возьмём хотя бы науку с её всемирным тяготением. Закон Ньютона цитировать не буду. Но вот древние греки думали, что тела притягиваются друг к другу, потому что они… любят друг друга, или хотя бы испытывают симпатию. А затем откуда-то свыше людям снизошла мысль, что «Бог есть любовь». Ещё немного позже Эйнштейн не то, чтобы опроверг Ньютона, но существенно дополнил его и изменил взгляды современников на многие вопросы физики. Кто знает, возможно, через пару тысяч лет кто-то докажет «математически», что «И море и Гомер – всё движется любовью», и именно это станет новым физическим законом. Кто знает…

А пока что процесс познания самом разгаре. Тем интереснее. И тем больше шансов принять в нём участие. Ведь, как сказал ещё один Гений русской литературы:

Верно стояли бедные кресты, обветшалые от действия ветра и вод. Они напоминали живым, бредущим мимо крестов, что мертвые прожили зря и хотят воскреснуть. 

(А. Платонов, «Чевенгур»).

Как-то тоже не хочется, чтоб всё было зря. В этом и состоит, на мой взгляд, основная причина и науки, и религии, и литературы. Настоящих и не очень. Так давайте же пробовать писать и жить так, чтоб это было не зря. 

С уважением, @shef.