– Извольте объясниться, Франсуаза. Я не желаю более терпеть ваши выходки, – мрачно произнёс он, снимая шляпу с чёрным пером и устремляя свой взор на красивую молодую женщину в роскошном белоснежном платье с замысловатыми кружевами.
Та, к которой были обращены эти слова, гладила по голове маленькую собачку, лежавшую у неё на коленях, глядя в окно и делая вид, что всё сказанное не имеет к ней никакого отношения.
– Вы намерены упорствовать в своём молчании? Боюсь, что это не доведёт вас до добра.
– А вы не бойтесь, Анри. Страх - плохой советчик. И потом, вы же мужчина. Разве бесстрашие не относится к числу ваших достоинств? Вы не должны бояться ничего, - язвительно заметила она.
– Что всё это значит, чёрт побери? Вы изволите издеваться? Я требую объяснений, слышите? И я их получу! - её собеседник решительно разрубил ладонью воздух.
– Издеваться? Над вами? Я всего лишь напоминаю вам о том, что страх – непозволительное чувство для такого храбреца как вы. Вы ведь храбрец, Анри. Знаете, отчего я так полагаю? У вас хватает смелости повышать голос на даму. Делать страшное лицо. Угрожать. Всё это, безусловно, свидетельствует о вашем мужестве. Но вот как быть с рассудком? Вы угрожаете женщине, которая даже не связана с вами священными узами брака…
– Ах, священными? – в свою очередь съязвил тот, кого она называла Анри. – И давно ли, разрешите полюбопытствовать, они стали для вас священны? Впрочем, можете не отвечать – думаю, что бы вы ни ответили, найдётся по меньшей мере один человек, не считая меня, разумеется, который с вами не согласится – ваш муж, граф Д`Ориньяк.
– Вам не кажется, что вы забываетесь, виконт? Я позволю себе напомнить Вам, что вы находитесь в моём доме. И ваше поведение недостойно звания дворянина.
– К чёрту морали! Не вам проповедовать о приличиях, сударыня. Я, конечно, не святой, но и вы тоже не ангел. Не уклоняйтесь от вопросов. Я желаю знать, какого дьявола от вас нужно этому выскочке де Пьерфону! И почему вы не пресекаете его наглые заигрывания?! – он сорвался на крик.
– Анри, вы просто невыносимы, - томно вздохнула она. – Врываетесь ко мне в дом, кричите, размахиваете руками… что за movais ton…
– Да как я могу сохранять спокойствие, когда этот наглец увивается за вами при каждом удобном случае?!
– Дался вам де Пьерфон, - с досадой сказала женщина. – Он же моложе меня лет на восемь, совсем ещё юнец.
– Юнец? Этот юнец уже успел вскружить головы доброй половине фрейлин!
– Что ж, не буду отрицать, он весьма привлекателен. Очевидно, поэтому он…
– Весьма привлекателен? Франсуаза, вы в своём ли уме? Вы соображаете, что говорите? Вы открыто признаётесь в симпатиях к этому каналье? И это после того, как я прошу вас разуверить меня в моих подозрениях?!
– Ради всего святого, Анри, не кричите так. Вы же не хотите, чтобы нас слышала моя прислуга, не правда ли? – она достала флакончик с узким горлышком, наполненный белым порошком и поднеся его к носу, вдохнула, затем, поморщившись, приложила к другой ноздре и снова вдохнула. – Эти нюхательные соли просто чудо…
– Не кричать? Да я готов взорваться от ревности! Плевал я на вашу прислугу!
– И на мою мигрень вы тоже плевали? Пощадите, во имя всех святых, хотя бы мою бедную голову, она сейчас лопнет от ваших воплей. А что касается прислуги… хм, если вам всё равно, что наш разговор может стать достоянием графа, тогда, конечно, кричите. Кричите, если вам не дорога ваша жизнь.
– На что вы намекаете?
– Я? Намекаю? Да ни на что. Вам и без меня прекрасно известно, что мой муж две трети своей жизни провёл, упражняясь в фехтовании. Если вам угодно пополнить ряд несчастных, вызванных им на дуэль, дело ваше.
– Ну, знаете… это уже переходит всякие границы.
– Так не переходите же и вы границ дозволенного, виконт.
– Франсуаза, неужели вам и вправду доставляет удовольствие терзать меня? Неужели вы обретаете радость, лишая её других? Разве вы не видите, как я страдаю? Страсть к вам обрекает меня на постоянные мучения. Я с трудом мирюсь с тем, - он на мгновение запнулся и услышал какое-то шевеление за спиной, но не придал ему значения – Я едва мирюсь с тем, что вынужден делить вас с вашим супругом, увы, это неизбежно, - его лицо тронула горькая усмешка. – Но одно дело законный муж, а другое – этот дерзкий юнец. Неужели ваше сердце не принадлежит больше мне? Неужели все те пылкие признания, которыми вы меня одаривали в минуты любовной близости, преданы забвению?
Она посмотрела ему в лицо. Несмотря на тот жар, с которым он вещал ей о своих муках, в его глазах не было искренности. По крайней мере, ей так показалось. «Хорошо», - подумала она, - «что никто кроме меня не видит эту фальшь».
– Франсуаза, ответьте мне, умоляю вас. Позвольте мне знать, какая участь мне уготовлена. Жизнь несчастного влюблённого в ваших руках. Вам решать, будет ли биться это сердце, - он припал перед ней на колено, схватил за руку и прижал к своей груди.
Она молча внимала ему, ничем не выдавая своего волнения. А волновалась она изрядно, особенно от того, какими глазами он смотрел на неё. В этих глазах можно было прочитать что угодно – иронию, азарт, флирт - всё, но только не ту пламенную страсть, которую он выражал словами. Если бы она была не той, кем была, то наверняка остановила бы его, прервав эту пафосную речь. Но, увы, он продолжал изливаться с прежним пылом, и она знала, что придётся выслушивать эту чушь до тех пор, пока поток его красноречия не иссякнет. И даже что-то отвечать. Ещё этот проклятый свет в глаза. Похоже, голова и вправду начинает болеть. Жаль, что содержимое её флакончика не помогает от головной боли, как она утверждала пять минут назад.
– …слышите, Франсуаза? Ответьте же, вы меня любите? – услышала она словно сквозь сон и пролепетала:
– Да, мой милый Анри, конечно же, я люблю вас.
Ах, сколько раз ей доводилось говорить эти слова – невозможно счесть. Только сегодня она произносила их уже раз в пятнадцатый. Конечно же, она не любила его. Но она должна была это сделать – признаться ему в любви, и готова была повторять это снова и снова, до тех пор, пока он не поверит в её искренность.
– Любите? Любите? О счастье! О божья благодать! Я счастлив! Я без ума от счастья! – он схватил на руки её собачку и закружился с ней в танце.
– Анри, оставьте в покое мою левретку, ради всего святого. Или вам больше нравится обнимать её?
– Да что вы такое говорите, Франсуаза? – он положил собачку на кушетку и вновь опустился на колено перед женщиной. – Я хочу обнимать вас! Хочу покрывать ваше прекрасное тело поцелуями! Хочу ласкать его и сходить с ума от наслаждения, чувствуя, как оно отзывается на мои ласки! Вы моя богиня!
Говоря всё это, он понимал, что говорит неправду. На самом деле она была совершенно не в его вкусе. Ему нравились худенькие стройные блондинки. Что касается той, в адрес которой он сейчас расточал комплименты и страстные реплики, была в меру упитанной брюнеткой, не лишённой, впрочем, привлекательности, но… определённо не его тип. Однако кому сейчас это было важно? Никого не волновали его чувства. Он должен был стоять перед ней на коленях и говорить все эти глупости. В конце-концов, никто не заставлял его, решение было принято им самим и являлось вполне осознанным. Каждый когда-то должен принимать решение.
Она с трудом различала его слова. Яркий свет слепил ей глаза, отчего голова разболелась уже по-настоящему. Но эта боль не должна помешать ей. Она должна терпеть. Она будет сильной, и тогда всё получится. Всё получится, и она наконец-то сможет покинуть стены этого проклятого дома и уехать к тому, кого она действительно любит. Тому, кто любит её. Любит и ждёт. Скоро. Очень скоро они будут вместе. Терпеть осталось недолго, подумала она, как вдруг снова отчётливо услышала голос стоявшего перед ней на коленях – страстный и настойчивый:
– Франсуаза, решайтесь! Сейчас или никогда! Мы сбежим отсюда и будем счастливы!
«Как бы не так», - усмехнулась она. Мысленно, поскольку лицо её изображало смятение и испуг. Она надеялась, что он верит ей, особенно сейчас. В этот момент в гостиную вошла миловидная девушка в чепчике и сказала:
– Прошу прощения мадам, к вам посетитель.
– Кто же это?
Девушка безмолвствовала, с опаской косясь на мужчину.
– Ну что ты молчишь как дура? Кто это?
– Это… это маркиз де Пьерфон, мадам, - пролепетала девушка, краснея.
– Что?? Кто??!
– Виконт, держите себя в руках, ради всего святого! – взволнованно воскликнула женщина, затем обернулась к девушке в чепчике, - Мари, ступай, скажи маркизу, что я не готова сейчас его принять.
– Боюсь, что он настаивает, мадам, - сказала девушка, покраснев ещё больше.
Мужчина вскочил и схватился за рукоятку шпаги.
– Настаивает? Сейчас я умерю его пыл! Где он? Где этот мерзавец? Я… его… убью…я… а-а-а…
«Только не это» подумала она. «Только не это» - подумал он, затаив дыхание. «Только не это», - подумали все.
– Аа-а-апчхи, - он вдруг чихнул, да так сильно, что не устоял на ногах и плюхнулся на кушетку, чуть не задавив бедную собаку, которая с визгом соскочила на пол и пустилась наутёк.
Воцарилась гробовая тишина, которую мгновение спустя нарушил дикий крик, повергший в ужас всех, кто находился в помещении. Это кричал он.
– А-а-а! Вы никого не убьёте, Жильбер! Это я вас убью!! – маленький лысый человечек подскочил к тому, что чихнул, и стал кричать, отчаянно жестикулируя. – Я вас убью и суд присяжных меня оправдает! Это невыносимо, Жильбер, понимаете, невыносимо!! Вы клялись мне, что вылечили ваш насморк ещё позавчера!
– Но… господин режиссёр, - робко лепетал «виконт».
– Никаких оправданий! Хватит с меня этого надувательства! Сорок пятый дубль, чёрт вас раздери! Сорок пятый!! Святые угодники!! – маленький человечек захрипел от возмущения и хлопнул себя по лысине.- Посмотрите на бедняжку Элен, она уже обессилела!
«Графиня», несмотря на дикую головную боль, яростно закивала, выражая солидарность с лысым. А тот продолжал нападать на несчастного, съёжившегося на кушетке.
– Вам повезло, Жильбер, что мы живём не в то время, о котором я снимаю фильм! Иначе я бы вызвал вас на дуэль и вспорол вам брюхо как рождественскому гусю!!
Последние слова вызвали одобрительный гул в группе людей, наблюдавших за этой сценой.
– Месье Кантана, я обещаю вам, что…
– Хватит! Довольно обещаний! Отправляйтесь к врачу и не возвращайтесь без справки, подтверждающей ваше полное излечение! Иначе, клянусь Богом, я убью вас, Жильбер, насморк вы ходячий!
Бедолага вскочил с кушетки и побежал к выходу из павильона.
– Я убью вас, Жильбер!... – неслось ему вслед…
© Copyright: Дмитрий Кин, 2005 г.
Чудесно:)
спасибо)