Подсев к монитору, я опускаю голову и закрываю глаза. Мне так легче вспомнить что-нибудь из своей жизни и напечатлеть первую строчку эссе. Пока печатаю, глаза открываю, но завершив печать, я закрываю их снова, пытаясь уберечь возникшее воспоминание внутри мышления. Иногда эта чехарда держится в мозгу довольно долго, и я сдержанно рад своеобразной пролонгации моих неустойчивых умозрений.
Через какое-то время я даже чувствую ощутимое преимущество возникшей
упрощённости в писательском ремесле по сравнению с его элементарными, но строгими требованиями к изящному сочинительству. Грамотность письма, интонацию слога и звуковую совместимость применяемых словесных стыков никто не отменял! Перечитайте весь массив, напечатанный выше, – и вы не споткнётесь ни на одной стыковочной «закавыке», вполне имевшей место быть, но не случившейся. Это уже «в крови» моих многолетних проб и ошибок, благодарение терпеливому опыту!
Но в чём же преимущество упрощённости, о которой я упомянул? Преимущество в том, что иногда можно и нужно отойти от железных правил того порядка слов, который диктуется твоим интеллектуальным усилием, и подарить себе писательскую вольницу, способную повести за собой. Например, если ты, как начинающий поэтишка, воспеваешь надежду, попробуй сделать наоборот, – и нейтрализовать её, а то и похоронить, не задумываясь в этот момент, к чему это может привести!
К чему-нибудь да приведёт, природа сама распорядится на этот счёт, а тебе останется только наблюдать и тщательно записывать явленное…
Какая-то надежда трогает мой висок и просится в сознание. Зачем? Их столько было за долгую жизнь мою, что нет к ним уже ни доброго чувства, ни отторжения. С одной стороны, нельзя обманывать человека, а с другой…– разве надежды виноваты? Разве не они пытались облегчить усталое сердце, разве не они спасали его в тяжкую минуту? Да вот беда: сознанием я это понимаю, но снова кого-то впустить на драгоценную делянку спокойствия вряд ли сподвигнусь!
То ли горькая пандемия, то ли частые потери в жизни сумели удивительным образом спровоцировать появление этой кроткой невидимки, – но я чётко парировал все её высокие доводы: а для чего? Что принесёт мне новая надежда, какой бы она ни была по своей сути? Подтвердит расхожую поговорку – «надежда умирает последней»? Так это очевидная глупость и пошлость, ибо любая возникшая надежда способна умереть и последней, и первой, и где-то в «золотой серединке» обычного здравомыслия! Более того, она способна умереть, ещё даже и не появившись на белом свете!
Вряд ли состоятелен и другой постулат о надежде: будто бы она удерживает человека над пропастью. Удерживает, – но ровно до той секунды, пока в его сознании не промелькнёт первый признак разочарования! Кто не надеется, тот и не знает разочарований, – разве это не аксиома очевидности?
И всё же по своей многолетней привычке я не отбросил новоявленную надежду сразу, а оставил её на периферии сознания, – так, на всякий случай, до «выяснения личности». Но даже и этого малого попущения с моей стороны оказалось для скромницы достаточно, чтобы завладеть моим сознанием полностью: я стал думать о ней беспрерывно, без каких-либо существенных усилий праздного рассудка! (Ещё один урок для заинтересованных темой: если вы хотите что-либо застолбить в своём сознании, постарайтесь об этом НЕ ДУМАТЬ. Едва ощущаемая субстанция сама проторит себе дорожку к вашему мозгу, но при этом избавиться от неё потом уже будет почти невозможно!)
Знающие люди в курсе этих «чудес в решете»: если нельзя отменить или изменить какое-либо явление, нужно попытаться… (нет, не изменить к нему отношение, а…) ВОЗГЛАВИТЬ его! Только тогда появится реальный шанс привести эту сущность к реальному заземлению!
Я стал думать о назойливой надежде с помощью элементарной логики. Если непрошенная гостья просится в моё сознание, значит, – она ещё не гостила в нём раньше?! Иными словами: о чём я ещё не мечтал в состоявшейся жизни, на ЧТО я хотя бы однажды не надеялся?
Ну, вот, например, оцените сами: я никогда не надеялся оказаться НА РАВНЫХ с женщинами! Они всегда брали надо мной негласное верховенство, а мои реактивные попытки воспротивиться этому приводили к скандалам и разрыву отношений. Какая уж тут надежда?!
Другая коллизия отсутствия надежды связана с человеческим эгоизмом, завуалированным под внешнее приличие, с душевной ленью попрятавшихся в норках людей. Попытайтесь-ка вытащить человеков из привычных им норок хотя бы на несколько сантиметров, – и любая надежда достичь этого тут же умрёт на корню! При этом подача инертности духа будет обставлена таким карнавалом слов, что у вас просто дух захватит от бесподобной эквилибристики «на голубом глазу»! Невольно вспоминается слегка перемудрёная, но всё-таки умная фраза одного из наших юмористов: «Часто те, от которых ВСЁ ЗАВИСИТ, делают ВСЁ, что от них ЗАВИСИТ, чтобы доказать, что от них НИЧЕГО НЕ ЗАВИСИТ»! Как это по-нашенски, как по-человечески трогательно и мило…
И, наконец, третий «без-надеждинский» пример затронутого аспекта: я никогда не надеялся на то, что сумею предельно правдиво, без малейшего блефования, с достаточной долей бесстрашия объясниться с вами по всем этим трём болезненностям собственного духа, я всегда откладывал этом момент на «потом», на не определённое будущее! Однако, я почти сразу же догадался, что стучащаяся в мой висок таинственная надежда ДЛЯ ТОГО И ДОБИВАЕТСЯ ВСТРЕЧИ СО МНОЙ, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ МНЕ, – ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, – РАССТАВИТЬ ВСЕ ТОЧКИ НАД «i», – И СБРОСИТЬ, НАКОНЕЦ, ЭТОТ ИЗМОТАВШИЙ ДУШУ «ДУХОВНЫЙ БУЛЫЖНИК» С МОИХ ПРИГНЕТЁННЫХ ПЛЕЧ! Господь ей в помощь! И давайте будем считать всё сказанное выше развёрнутой, но всё-таки ПРЕАМБУЛОЙ к моим объяснениям. (Как правило, глухо ненавидимым!)
Как же это невыносимо трудно – объясняться с женщинами и о женщинах! Тонкие, трепетные, деликатные – и при этом беспощадные, как стальная истина, самовластные и въедливые, как сера! Уже одной этой малюсенькой мысли хватит с переизбытком, чтобы сожрать меня с потрохами! Куда только сразу же подеваются и тонкость, и трепетность милых созданий, какое напечатление на душу оставят они своим пожирательным процессом? Не спешите с ответами, женщины! Мы и так их знаем, практически наизусть, но вопросы о дырявых носках по всему дому и крошках в бороде не имеет к этому никакого отношения! Даже гнев по поводу пивного животика вовсе не предусмотрен божественной задумкой женщины! Понимаете, красавицы? Бог думал о каждой из вас несравнимо прекраснее, чем вышло в реальной действительности!
Но раз уж мы в императивах вольности, мне хочется переключиться с этой пока неразрешимой темы на какую-то другую, более приятную.
У дерева, помимо ствола и корней, обычно имеются веточки. Мы любуемся ими, испытываем к ним необъяснимую нежность, удивляемся их скоростному росту… Чаще всего для нас облик дерева складывается именно из расположения в пространстве её ветвей и веточек, иногда из положения древесного ствола, и очень редко – из хаотичного нагромождения корневых конгломераций. Так уж устроен у человека механизм восприятия окружающего мира. Нам элементарно лень думать о корнях, которые чаще всего не видны, а о качающихся перед глазами гибких ветвях можно и не думать вовсе, – они всё равно никуда не денутся! (Хотя «никуда не денутся» – весьма ошибочный тезис: веточки могут сгореть, оказаться поломанными и унесёнными ветром или съеденными грызливыми зайцами! Не стоит слишком беспечно воспринимать привычную взору действительность, – она по временам способна без малейшей пощады покарать любое подобие верхоглядства!)
Каждый человек – это веточка условного дерева под названием «древо людей», хорошо видимая из космоса. Куда бы ни шёл человек по земле – за ним обязательно кто-нибудь наблюдает из бархатной бездны небес! Просто наблюдает, не более того. Но это если говорить о физическом взоре вселенной, о её, если можно так выразиться, бесконечном пронзительном зрении, прилетающем к нам из неоглядных размётов пространств. Мы просто чувствуем на себе этот прикосновенный таинственный взгляд из космоса, и он заставляет нас иногда просто поёживаться, иногда слегка подтягиваться, как на условном подиуме жизни, – и всё же через мгновение благополучно позабыть об этой досадливой заминке…
Другое дело – духовные очи небесной вышины! Эта необъяснимая сила, или субстанция, если хотите, – словно держит наше сердце в нежных ладонях Божественности, не даёт разгуляться в нём низким страстям и желаниям!
Давайте на этой благополучной ноте, в которой по-своему звучит и нотка пресловутой надежды, мы сегодня закончим¸ а когда-нибудь (кто знает?) обязательно продолжим разговор…
