"Путь Воина". Книга вторая. "Ясный сокол". Часть 1. "Рождение"

Автор @ramzansamatov

Громкий крик, перешедший в плач, провозгласивший о своем появлении на свет, дитя издало с последними звуками массированного двухнедельного обстрела Благовещенска. Один из последних снарядов, выпущенный с того берега Амура, преодолев семьсот двадцать шесть метров, взорвался во дворе губернаторского дома.

Обстрел производили отряды «гармонии и справедливости». Так себя называли китайские повстанцы ихэтуани, восставшие против засилия иностранцев в стране и вмешательства в их внутренние дела, политику и экономику. Особенно болезненно воспринимало такое положение дел население северных провинций Китая. Из-за строительства железных дорог, развития почтамта и роста импорта товаров многие потеряли работу. Не стало работы для работников традиционных видов транспорта и связи, таких как носильщики, лодочники, посыльные. Помимо этого, согласно проекта, будущая Маньчжурская железная дорога(2)проходила прямо по полям, кладбищам и домам местных жителей и грозила оставить без работы многие тысячи людей, занятых извозным промыслом.

В этих условиях в последние годы уходящего девятнадцатого века стали формироваться стихийные отряды восставших, называющие себя то «Союз больших мечей», то «Союз справедливых», то «Кулак во имя справедливости и согласия». Наиболее одиозными и многочисленными стали «Отряды справедливости и гармонии»— Ихэтуань. Члены отряда назывались «туань — кулаками». Многие занимались совершенствованием физических навыков единоборств, напоминающих европейский бокс, и поэтому их называли «боксерами». В историю эта восстание вошло под названием Боксерской(2).

Несмотря на трудные роды, тридцатилетняя прачка губернаторского дома Евдокия Павлова, в девичестве Лысенко, произведя на свет крупного мальчика, нагулянного от сына губернатора, нашла в себе силы сунуть корзину с ребенком китайской повитухе. Перед этим она перекрестила не прекращающего кричать ребенка, поцеловала в лоб и сунула в складки тряпок заранее приготовленную записку с мужским именем.

— Ликин, дорогая, ради нашего Бога, береги Сереженьку… Ох-хх… Ох-хх…— говорила Евдокия, тяжело и часто дыша.— Я уже не жилец на этом свете… Отведи в церковь, покрести его.

Ликин, маленькая изящная китаянка в русском сарафане, вжала голову в плечи после очередного взрыва снаряда во дворе. Дом содрогнулся от взрывной волны, а на улице послышались истошные женские крики: «А-ааа… Убили! Господи! Убили!» Ликин подскочила к окну, перекрестилась — она была христианской веры — попыталась, встав на цыпочки, дотянуться взглядом до вида во дворе. Но маленькое мутное окошко полуподвального помещения, где проживала Дуся, не позволила ей увидеть происходящее. Вернувшись к постели родильницы, Ликин взяла руку Евдокии в свои маленькие и узкие ладошки.

— Сто ты говорись, Дзуся?! Наса Бозенька не позволиц дзицё осцацся без мамы. Надзо молицься, Дзуся!

Она достала из корзины плачущего малыша и положила рядом с матерью.

— Дзай грудзь, Дзуся! Пускай мальсик попробуец мацеринское молоко… О, Бозе!
Ликин снова перекрестилась, заметив, что Дуся уже не дышит. Обратно забрала малыша и, уложив в корзину, метнулась к столу, схватила кружку, вернулась к постели. Аккуратно освободив одежду усопшей, нацедила из ее грудей молоко. «На первое время хватит», — подумала Ликин. Затем скрутила чистую тряпочку в виде соски и, смочив в грудном молоке, сунула притихшему ребенку в рот. Тот довольно зачмокал.

Ликин повернулась к красному углу, истово перекрестилась три раза, затем сняла один образок и поцеловала. Осторожно подошла к Дусе, сложила ее руки на животе, приладила к ним образ Богоматери. Немного подумала о своем, помолилась и, кинув взгляд на корзину с ребёнком, вышла во двор.

Там копошились дворовые рядом с убитым кучером. Вместо того, чтобы, как все, спрятаться от обстрелов Петр решил остаться у своих лошадей. Вот и получил в висок осколком снаряда. Ликин приметила среди людей и конюха Никодима.

— Никодзи-иим! — тонко крикнула она. Тот обернулся. — Подзь сюдза!

Ликин довольно сносно говорила по-русски, одевалась в русские одежды и, вообще, любила все русское. Только неистребимый акцент выдавал в ней китаянку.
Никодим нехотя оторвался от всеобщего возбуждающего обсуждения происшествия во дворе. Он был дородный мужчина неимоверной силы, высокого роста, с большими и толстыми, из-за бугрящихся мышц, руками и ногами. Двигался он медленно, также медленно говорил, зато работал без устали.

— Чего тебе, Ликин? — спросил Никодим басом, направляясь в сторону китаянки. Он относился к ней с особенной теплотой. Немалую роль в этом играло то обстоятельство, что она приняла православную веру.

— Никодзи-им! — сказала Ликин громким шепотом, вращая при этом глазами. — Дзуся умерла!

Никодим остановился, снял шапку, перекрестился и, задумчиво почесав затылок, спросил:

— Как это?! Я же с утра её видел во дворе. Здоровая была. Ну, разве што, пузатая…

— Воц! Пузацая была. Цеперь нец. Родзила мальчика. А сама умерла. Надзо похорониць её по-хрисцианки, Никодзим! Бацюшку позваць.

— Ну да, ну да… — Никодим опять почесал затылок. — Вместе с Пётром и отпоют…
В это время из открытой двери послышался плач ребёнка. Ликин вплеснула руками, ойкнула, как это делают русские женщины, и убежала вниз. Никодим посмотрел ей вслед, надел шапку, затем снял, перекрестился и, снова надев, медленно направился в сторону хозяйского дома. Доложить. Несмотря на должность обычного конюха, он ведал всеми хозяйскими делами в пределах двора губернаторского дома.

— Что тебе надобно, Никодим? — спросил генерал-лейтенант Грибский увидев стоящего в дверях конюха со снятой шапкой в руках. Губернатор Благовещенска принимал в это время начальника полиции города. Тот докладывал, что участились случаи погрома в китайских кварталах, в связи с провокациями с того берега. Есть случаи грабежа и убийств.

— Константин Николаевич, у нас во дворе двое богу приставились. Надось распорядиться на счёт похорон.

— Ой, не до тебя сейчас, Никодим. Разберись сам. Видишь, что творится. А кто помер-то?

— Дык, Пётра снарядом убило, а Евдокия при родах померла.

— Да, жаль Петю, хороший был кучер. А которая Евдокия? Это та, что с сыном моим путалась? Ребёнок-то жив?!

— Жив…

— Ну, ступай, ступай! Сам разберёшься, что делать…

Губернатор повернулся к давешнему собеседнику и продолжил:

— Так вот, господин полковник, силами полиции и заинтересованными людьми из числа добровольцев, организуйте выселение из города всех китайцев. Это директива господина военного министра Куропаткина.

— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! — сказал полицейский чин, щёлкнув каблуками.

— И вот ещё что… — губернатор приобнял за плечо полицейского полковника и подвёл к окну, и стал тихо говорить тому почти в ухо, касаясь пышными, почти белыми бакенбардами.

Никодим, тем временем, снова вышел во двор. В нескольких словах объяснил собравшимся распоряжение губернатора, а сам направился к Ликин. Китаянка зажгла комнате все имеющиеся свечи и сидела баюкая малыша. Тот мирно спал, пуская пузыри — чувствуется, что хорошо покормили. «Вот кому нет никаких забот— знай, кушай да спи себе»,— подумал Никодим. Он подошёл поближе, отодвинул большим и толстым, с пол-лица малыша, пальцем край тряпки и взглянул на личико.

— Ну, чисто наш губернатор, — пробасил Никодим. — Похож! Бакенбардов только не хватает. Жаль только, что не признают они его…

— И не надзо! Я заберу себе! Вот цолько бы кормилицу найци… Ничего, у кицайсев много розают! Найдзу!

— Ты это…Ликин… Не ходи на улицу. Я слышал полиция облавы устраивают в вашем квартале. Выселять будут. Оставайся здесь.

— Вот иссё! Я никого не боюсь! А выселяц, так поедзу в Кицай. У меня цам брац зивёц… Пойдзем в церковь сходзим, Никодзим?! Надзо Серёзу покресциць. Цы будзесь крёсцый оцец.
Никодим удивлённо уставился на неё и, затем почесав затылок, сказал:

— Сергей, значит… Ясный сокол.(3)А ты будешь крестная мать?!

— Дза.

Полицейские силы, благодаря помощи казаков и добровольцев, собрали в первый день более трёх тысяч китайцев и погнал их вдоль Амура, вверх по течению,в сторону посёлка Верхне-Благовещенска.

Жара в июле стояла неимоверная. Пыль, поднимаемая тысячами ног, не давала дышать, и многие отставали. Щегольского вида пристав, скачущий от одного конца колонны переселенцев до другого, желая проявить усердие, приказал зарубить отставших. Среди них была и маленькая китайская женщина с большой корзиной в руках. То ли по божьему промыслу, то ли по случайности, наскочивший на коне казак, ударил её по касательной, почти плашмя. Рука казака дрогнула в момент удара, увидев пронзительно-умоляющий взгляд ее темно-коричневых глаз. Будто знал, что не за себя просила — за ребёнка. Китаянка охнула и повалилась без чувств, накрыв своим телом корзину.

Никодим не смог ее защитить, несмотря на свою богатырскую силу. Когда они вышли из церкви, покрестив маленького Серёжу, их заметил тот самый пристав щегольского вида:

— Китаянка?! Взять!

Её тут же вырвали из рук Никодима и бросили в толпу таких же несчастных. Все попытки крестного отца Сергея объяснить, что она не такая китаянка как все, что у неё ребёнок и что она служит при дворе самого губернатора, не дали ничего, кроме пары ударов нагайкой. Для Никодима эти удары были как «мертвому припарка». Он, не обращая внимания на наседающих казаков, смотрел в толпу в поисках Ликин, но не находил. Людское море безликих в своём горе китайцев уже поглотила свою соплеменницу.

(1) Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД; до 1917 года — Маньчжурская дорога, с августа 1945 года — Китайская Чанчуньская железная дорога, с 1953 — Харбинская железная дорога) — железнодорожная магистраль, проходившая по территории Маньчжурии и соединявшая Читу с Владивостоком и Порт-Артуром…
(2)Боксёрское восстание— восстание ихэтуаней (буквально — «отряды гармонии и справедливости») против иностранного вмешательства в экономику, внутреннюю политику и религиозную жизнь Китая в 1898—1901 годах.
(3) Имя Сергей (прост. Сергиян, стар. Сергий) происходит от римского родового имени Сергиус - высокий, высокочтимый, почтенный, ясный.

Продолжение следует

Книга первая "Путь Воина. Победитель" уже издана. Информация здесь https://ridero.ru/books/put_voina/