# ПРОЗА. От винта. Конкурс "Героические 90-е

— Прочитала сегодня: сорок процентов томских проституток когда-либо учились на биолого-почвенном факультете ТГУ, — томно сказала Надя. — Представляешь?

Оля заваривала чай, я резал торт, а Дашка куда-то ушла.
— Ты представляешь? — настаивала Надя: она развлекала меня беседами.

Я представлял. В Томске много вузов, в них учится огромное количество девушек — на самых разных факультетах. А биолого-почвенный — относительно небольшой, и если почти половина здешних куртизанок вправду прошла через него, то случайностью этого не объяснишь.

— Но вы-то? — посмотрев Наде в глаза, я на всякий случай улыбнулся.

— Ни боже мой! — она ответила безо всякого возмущения. — Я с кафедры генетики, между прочим, мы же не почвоведы какие-нибудь.

Почвоведы в комнате, к счастью, отсутствовали.

Всё это происходило весной девяносто пятого. Я пришёл к своим знакомым студенткам — они учились на том самом биолого-почвенном.

Познакомились мы случайно — одна из них, Даша, милая привлекательная девочка, как-то появилась на дне рождения у одного моего друга, с кем она пришла — неизвестно. А потом мы ходили в гости, в общежитие — к ней и её подругам.

Предположить, почему именно БПФ исправно поставлял городу жриц любви, было несложно: как правило, в биологи шли девушки, не поступившие в мед. То есть первое крупное разочарование в их жизни уже произошло — лёгкий налёт депрессии был заметен почти у каждой.

Если же им не удавалось удержаться и там, то депрессия усиливалась, а, вопреки распространённому мнению, проституцией занимаются вовсе не сладострастные красотки, искренне любящие секс, а те, кто способен терпеть унижения и не возмущаться. Так что девушки, пережившие двойной надлом, вполне подходили для этой профессии.

Мы пили чай, и вдруг я различил какой-то непонятный шум. Их комната была разделена на две части парой шкафов: шум шёл оттуда.

— Там Квасик? — Квасиком звали их кота, изумительно красивого балинезийца.

— Там Степан, — смущённо пробормотала Надя. — Он к нашим знакомым приматам приехал, из семёрки.

Приматы — студенты факультета прикладной математики и кибернетики, жили в соседнем общежитии номер семь.

— И что он там делает?

— Варит винт.

Я поднялся и пошёл смотреть. Степан, длинный, худой, с небольшой бородёнкой, ловко орудовал какими-то колбами — держал их на весу, иногда прикладывая к горячему утюгу. Ещё у него был термометр — им он замерял температуру утюга: процесс требовал точности.

Как выяснилось впоследствии, в Томск Степан приехал из Новосибирска, там он учился на фармакологическом факультете местного меда. Наркотики интересовали его во всех смыслах. Винт, который он варил — это метамфетамин, психостимулятор, вызывающий поначалу прилив энергии, воодушевления и вдохновения.

Как полагается, со временем энергии становится всё меньше, а винта требуется всё больше. В принципе, квалифицированный врач может подобрать схему, не приводящую к привыканию. Но наркоманам обычно не до схем, хотя каждый из них поначалу искренне верит, будто не подсядет.

Посмотрев на всё это, я позвал девушек на прогулку. Степана мы оставили в одиночестве.

По дороге рассказал им про возможные неприятности, начиная с визитов милиции и заканчивая вполне реальной наркоманией. Девчонки клялись, что пустили его исключительно по просьбе своих друзей, пробовать ничего не собираются и вскоре обязательно выгонят.

Всё случилось почти так, как мне и обещали. Степана выгнали к знакомым физикам — те хотели научиться у него искусству варки. Сами барышни попробовали один раз, было прикольно, но страшно, что привыкнут. Так что впредь они отказывались.

Полгода спустя я сам вспомнил про Степана, к тому времени мирно отбывшего в родной Новосибирск, и поздравил своих приятельниц с тем, что визит изготовителя наркотиков прошёл для томичек и томичей безболезненно. Но я ошибался.

Степан поселился у ребят с физико-технического факультета — они жили в том же общежитии, что и биологи — быстро научил их варке. И вскоре в комнате, в которой жило четверо студентов, остался только один.

Первым сломался Тучик, невысокий молчаливый паренёк — как выяснилось, он страдал шизофренией, но принимал лекарства. Психостимуляторы спровоцировали обострение. Родители пришлось забрать его домой, через несколько месяцев он повесился.

Второй — не знаю, как его звали, с длинными волосами и хипповской внешностью, тоже слегка двинулся умом: учёбу бросил, уехал домой и постоянно слал телеграммы знакомым, чтобы ему прислали травы, а то покурить нечего.

Третьим ушёл тёзка Степана, он решил, что винт его излишне бодрит и взялся за героин. Умер от передозировки.

Бросить без особых последствий смог только четвёртый.

Обо всём этом мне рассказала Надя, когда в очередной раз пришёл в гости к своим знакомым биологам. Всё было почти как прежде: я резал торт, Оля заваривала чай.

Только на улице была не весна, а осень, и в прошедшие полгода легко поместились две смерти и одно безумие.

Место и время действия: Томск, 1995 год.