[Проза] Расследование. Глава пятая. Шпион

А как вы относитесь к суду присяжных. Может ли дюжина разношерстных людей, никогда в своей жизни не сталкивающихся с судами, решать виновен человек или нет?
Причем решать в большинстве случаев на основании слов других людей, на основании косвенных улик и своих домыслов.
Жизнь не походит на детективные сериалы. В жизни очень редко можно быть уверенным на сто процентов в том, что именно этот человек виноват в преступлении. Нам не покажут заботливо отснятые заранее флэшбеки, не перенесут на место случившегося.
В жизни ты совершаешь выбор и возможно до конца жизни не знаешь верным ли он был.
@nikro

Шпион

— Шпион? — не поверила Саша. — Расследование?!

Слова собеседника повергли её в какое-то безысходное изумление. Оказывается, вся эта безумная вакханалия была затеяна для того, чтобы она, Александра Николаевна Клинина, кандидат филологических наук, разоблачила им шпиона.

"Заместитель министра! — думала про себя Александра. — Я фигею, дорогая редакция... У нас в правительстве одни бестолочи! Или заместитель — это ещё не правительство? А, без разницы! Всё, блин, ухожу в оппозицию!"
Но вслух говорить не стала.

К счастью или к сожалению, полное описание происходящего выглядело более рационально. Итак, шла война. Правительства Земли подписали предварительные соглашения с одной из воюющих сторон — Планетами Открытого Пакта. И тут на нашей планете ловят шпиона конфедератов!

Если б мы ничего не подписывали, то пойманного на Земле шпиона тайком вывезли бы в Пакт и судили. А если бы необходимые договоры были утверждены полностью, и наша планета присоединилась к Пакту, шпиона тоже вывезли, только открыто, и тоже судили Центральным Судом.

Но мы находимся в переходной стадии, и для неё действует особый протокол. Хитроумного негодяя поймали те, кому следует, прямо в родном городе (тут Саша представила, как люди в серых плащах крутят руки большеголовому и большеглазому инопланетянину посреди Университетской рощи). Его изобличили. Он во всём признался. Но прежде, чем везти его на суд, требуется, чтобы один из аборигенов пообщался с ним и вынес свой вердикт.

— Аборигенов? — повторила Саша. — Ха! Вы бы ещё сказали — туземцев! Так я должна решить, виновен он или нет? А суд тогда зачем?

Суд, как и прежде, нужен был для того, чтобы признать шпиона виновным — миссия Александры состояла совсем в другом. Ей нужно было, опираясь на свои опыт, интуицию и здравый смысл, определить, не представляет ли подозреваемый опасности, полностью ли он рассказал о своих планах и намерениях, нужно ли проводить в отношении него дополнительное расследование или можно спокойно передавать дело судьям.

Фразу про опыт, интуицию и здравый смысл собеседник прямо-таки выделил утомлённым голосом. Мол, обратите внимание, очень вам пригодится!

Здравый смысл немедленно подсказал, что всё это — какая-то непроходимая тупость. Ну как можно было поверить, будто она выяснит тайные планы, скрытые профессиональным разведчиком от... кто они там... от профессиональных контрразведчиков! Взрослые мужики и.... Ах да, они же ничего не решали! У них протокол! Им велели — они выполняют. В чью, интересно, светлую голову пришла такая замечательная идея? Или не в голову, а в... хотя они же инопланетяне... может, это у них головы такие!

Замминистра тут же пустился в успокоительные пояснения. Говорил он много и быстро, и чем дольше, тем более Александра начинала беспокоиться, отчётливо понимая, в какую нелепую и безвыходную западню попала.

"Вы не волнуйтесь, это просто формальность, но если вы откажетесь, последствия непредсказуемы, к тому же вы просто обязаны, это долг, невозможного от вас не ждут, но ответственности никто не снимал, подойдите к делу с выдумкой, с огоньком, от вас многое зависит, судьбы людей, мы в вас верим..." — вот так выглядело бы краткое и приблизительное изложение его спешащей речи.

Потом Саша сидела в небольшой комнате без окон. Совсем одна, ей никто не мешал. "Мы не хотим на вас давить, тщательно всё обдумайте". Не хотим, но будем, добавила она про себя. А через полчаса вышла и согласилась.

Пару месяцев спустя она пыталась вспомнить, разложить по полочкам собственное решение, казавшееся ей случайным порывом, и у неё это получилось со странной лёгкостью, будто она и вправду всё обдумала и сопоставила. Она даже выписала на листочек — один за другим, с цифрами в начале строки — доводы, которые тогда не проговорила, а будто прочувствовала. А после сожгла листок.

Единичка. Что будет с ней, если она откажется? Убьют? Запрут в психушку? Вряд ли. Наверное, просто запугают, чтобы молчала. И никому никогда нельзя будет рассказать, мучительная тайна. И чем это отличается от того, что я соглашусь?

Двойка. За двойку ей поначалу было стыдно — этот аргумент она ни за что не произнесла бы вслух. Но менее значимым он не становился: идёт война, и если я всё сделаю хорошо, возможно, у меня появится какое-то влияние или связи. И моих не заберут воевать.

Тройка. Третий довод она так и не записала — излагать его пришлось бы слишком долго. Ей было невыносимо думать, что рядом есть какой-то таинственный мир, происходят удивительные события, открываются бездны, в которые могут обрушиться страны и планеты, а она отойдёт в сторону, так и не прикоснувшись.

Саша прекрасно понимала ничтожность своей роли в происходящем, но участие в расследовании давало ей по крайней мере иллюзию некоторой власти во внезапно явившейся страшной неуправляемой вселенной. Спроси её снова — она снова бы согласилась. И снова пожалела бы сто раз.

После того, как она подписала всё, что от неё требовалась, её принялись успокаивать: мол, ничего особенного вам не предстоит, вы обязательно справитесь!
— Ну да, — Саша наклонила голову и поджала губы, — у нас на планете это умеет каждый. Зачем вы вообще меня сюда везли, не понимаю. Просто эсэмэску бы скинули, я б к вечеру всё сделала. Сегодня как раз заявку на грант дописала, надо отнести, завезла бы вам отчёт по дороге.
— Зря иронизируете, — вмешался замминистра. — вы ведь знаете, что такое Большое жюри?

О Большом жюри Саша ничего не знала. Поэтому ей тут же заботливо объяснили, что в Соединённых Штатах Америки присяжные заседатели бывают разные. К примеру, есть обычное жюри присяжных — там его называют малым. В нём всего двенадцать человек. И эти двенадцать во время судебного процесса определяют, виновен ли подсудимый — тут у них всё, как у нас.

Но есть ещё и Большое жюри — двадцать три человека. Они до всякого суда решают, нужно ли вообще предъявлять гражданину обвинение, достаточно ли для этого собранных доказательств. Так что на нашей планете вполне есть аналоги, и ей нужно лишь выполнить почти ту же самую работу, с которой справляются простые американцы. Только в одиночку.

Затем ей принялись рассказывать о разнице между американским уголовным процессом и российским, дескать, у них уголовное дело возбуждает суд, а у нас следователь. Но Саша их уже не слушала, думая только о том, как ей теперь выкрутиться.

— Тащите вашего охламона! — распорядилась она, совершенно не представляя, что ей делать дальше. Ладно, справлюсь как-нибудь. Большое жюри, малое... А я — крошечное. Мельчайшее. Жюри-лайт. Обезжиренное. Обезжюренное. Умеют они утешить...