"Следствие довели" (рецензия на повесть "Следствие ведут Ольга и Александр")

Когда я расхваливал наше замечательное сообщество, то обещал впредь уделять больше внимания критике. И начну я, пожалуй, с удивительной повести "Следствие ведут Ольга и Александр". Там десять частей, одна другой краше. Вот тут — финал.

В повести плохо всё. Герои, язык, сюжет — безрадостен буквально каждый элемент. Можете при желании прочесть первую главу и на том успокоиться — дальше будет так же. Но рецензия требует развёрнутого изложения, и мы перейдём к подробностям.

Те же и Мартын с балалайкой

Героев автор подсмотрел то ли в комиксах, то ли в телесериалах. Красавица-блондинка, красавец- атлет (цвет волос не указан), добрый отец, добрый отец-командир (начальник), омерзительный интриган (тоже начальник, но ненадолго), простые, но честные опера — согласитесь, зачем пытаться думать самому, когда другие авторы создали так много запоминающихся образов?

— Читатели и зрители видели это уже полтора тысячи раз? Ну и прекрасно! Считай, родные! — видимо, так размышлял автор, положив перед собой фотографии любимых актёров и возлагая руки на клавиатуру.

С другой стороны, наш литератор, возможно, просто не пытается прыгнуть выше головы. Вот решил он, к примеру, сочинить оригинальное название. А чем дело кончилось? "Следствие ведут Ольга и Александр..."

Тур вальса. В смысле, танго

Сюжет повести — откровенное порно. Я не про эротические сцены — они невинны, хотя и с душком: главный герой, к примеру, притаскивает в гостиницу пьяную вдрабадан барышню, раздевает её, волочит в душ и ухаживает за ней, цитирую, "как за маленькой девочкой". Откуда у него соответствующий опыт ухода за девочками — неясно: молодой человек бездетен. Далее идёт секс, забавный, но в рамках приличий ("Легко дотронувшись до её очаровательной груди, он испытал несвойственную ему почти юношескую дрожь...").

Слово "порно" я употребил по совсем другим причинам: в фильмах для взрослых сюжет не имеет значения, и оттого, как правило, плох. И тут — всё так же. К примеру, автор никак не может запомнить, кем работают его герои. Поэтому он постоянно продевает какие-то странные кульбиты с их родом занятий — видимо, чтобы читатель тоже забыл.

В начале первой главы Ольга — опер, Александр — следователь, они работают в полиции. Это несколько необычное сочетание: как правило, всё бывает наоборот. Но пусть так, решил я, что дальше-то? А дальше, в середине первой главы автор почему-то называет Сашу опытным опером. И действительно: помнить собственные произведения — задача не из лёгких. Не перечитывать же их, в конце концов!

После выясняется, что у Ольги убили мужа, и Саша доказал её непричастность. А кто у нас убийства расследует? Следственный комитет. Видимо, Александр в свободное время ещё и там подрабатывает. Т.е. он и опер, и следователь, причём, в двух местах — в СК и в полиции. Прямо, как в анекдоте: "Разрешите представиться, мастер спорта майор Чингачгук!"

Но автору этого мало. В конце первой главы герои являются к хорошему начальнику (есть и плохой) и просят... поменять их местами! Давайте теперь дважды следователь-опер Саша станет просто опером, а опер Оля — следователем! При этом Оля снимает туфлю и, цитирую, "интимно прикасается" к Саше — под столом. Все трое смеются. Видимо, Ольга ещё и начальника пощекотала, не снимая вторую туфлю.

Если вам, уважаемые читатели, непонятен размах безумия, приведу аналогию. Представьте себе, что молодой гасконец д'Артаньян, отлично владеющий шпагой, приезжает в Париж и зачем-то устраивается помощником пекаря, Констанция использует свои связи при дворе и поступает в роту королевских мушкетёров, при этом, когда надо фехтовать, дерётся всё же юноша, а после они идут к де Тревилю и просят их поменять местами (Констанция под столом стягивает ботфорт и интимно прикасается к гасконцу). Теперь вместо мужа госпожи Бонасье впишите сына от первого брака, и вы получите краткое изложение первой части.

Говоря попросту, мы имеем дело с нелепым и ненужным сюжетным ходом, совершенно запутавшим своего создателя. Если ему хотелось намекнуть, что оба героя имеют опыт оперативной работы "на земле", это можно написать одной фразой. Дескать, оба начинали с оперов, потом Саша ушёл в следствие, туда звали и Ольгу, но она упрямилась, хотя уголовный процесс знала отлично, а в универе была лучшей на потоке. Всё. Одно предложение. А не фут-оргия в кабинете начальника.

Дальше там, повторюсь, так же: главная героиня пишет донос на опытного доносчика — своего начальника (плохого, есть и хороший). Того, конечно, сразу прогоняют. Опера (или немножко следователи?) аплодируют, будущий муж в восторге, начальник (хороший) — в восторге. Барышня получает кличку Багира. Все часто и помногу смеются.

Впрочем, один из эпизодов всё же заслуживает подробного изложения. Саша с Олей едут в Египет, отправляются на пляж. Александр немедленно стаскивает с жены бюстгалтер и начинает намазывать её кремом. Тем временем какой-то юный прыщавый негодяй фотографирует несчастную женщину и выкладывает фотографии в сеть. В ту же секунду фотографию, о ужас, видят в Москве! Олечкина карьера под угрозой!

Но, к счастью, друзья из полиции быстро нанимают хакера, он взламывает сайт негодяя, удаляет фотки, а самого мерзавца Саша тащит в море и хватает за мошонку. А потом рассказывает супруге, что мошонка была небольшая (видимо, для обоих это важно).

Нет, я понимаю, схватить противника за причандалы — отличный обескураживающий приём (вот тут вы можете посмотреть, как его выполняет Винни Джонс в бытность свою футболистом). Но Саша своего оппонента уже заломал и притопил, лапать-то зачем?

Ладно, сцапал чисто для души, как говорится, помнят руки, помнят, родимые. А Ольге для чего рассказал? У них что, эротическая игра такая — прежде, чем забраться в любимую по самые локти, надо сообщить, где эти ладошки только что побывали?

Я ждал сопоставимого по силе финала — к примеру, Саша огуляет боевую подругу на Красной площади, а потом побежит бить морду Путину, который тайком подглядывал за ними из-за штор. Но, увы, не сбылось.

Впрочем, конец истории тоже вышел захватывающим. Ольгу вызывает новый начальник, рассказывает о своей больной простате (я было подумал, что барышня засучит рукава и немедленно всё ему наладит — но нет), а потом просит выяснить, есть ли у его жены любовник. Любовник обнаруживается, мир в семье восстанавливается, все счастливы.

И это, кстати, не критика правоохранительных органов была, если вы вдруг не поняли. Перед нами — по замыслу автора — люди доблестные и прекрасные.

Форсаж стремительного домкрата

Всё это, разумеется, изложено дивно косноязычным слогом. Им говорят герои, им пишет и, мне кажется, думает автор. "Глаза же были внимательными и смеющимися" — видимо, одновременно: пялятся и ржут. Танцующая Ольга "воспалила интерес к ней четырех самцов-братков...". Да-да, именно, "воспалила интерес" — наверное, речь идёт об эвфемизме для обострения простатита. Самцы-братки тоже неплохи: вероятно, в воображении автора существуют и братки-самки.

Далее главный герой (дважды следователь-опер) дрался с "распалёнными самцами" (а он, простите, кто? Безупречный?). Наблюдая за дракой, "Ольга отчаянно хохотала от полученного кайфа, называя Сашу "чумой" и суперменом..." — слово "чума" почему-то в кавычках. Она, поди, прямо так и сказала: "Ты — чума в кавычках!". Потом Саша поволок Олю в душ и и намылил её "вкусным шампунем" — судя по всему, хлебнул во время мытья, не удержался.

"Со всем моим уважением к вам, Иван Семенович, считаю своим долгом проинформировать вас о том, что я сделал Оле предложение выйти за меня замуж..." — именно так Саша вводит в курс дела Олиного папу. "Саше удалось сблизиться с её сыном Егором, страдавшим от нехватки отца..." — нехватка отца звучит, как диагноз. У мальчика острый падредефицит! Срочно отведите его к доктор Рихтеру, пусть вколет ему пару кубиков! "...стеснительный Саша держался достойно и никак не форсировал близость с Ольгой..." — внимание, перед нами новый термин: "форсировать близость". Видимо, указывает на высокую интенсивность. Но стеснительный Саша не форсировал, их близость функционировала в обычном режиме.

И такого там — как ромашек за баней: "...начал привычно кляузничать на Ольгу в своей излюбленной манере сплетника", "Ваше мнение весьма заинтересованной персоны не может считаться объективным…", "уйти в обоюдно желанный декрет", "А у подполковника Якушева похолодела его подлая душонка кляузного карьериста…", "Ведь я вам не дала… (тут Оля взяла МХАТовскую паузу, а пауза — признак класса!) возможности со мной сблизиться, несмотря на ваши примитивные подкаты на грани откровенных домогательств..." — восторженные реплики в скобках про "признак класса" пишет сам автор. Перед нами — попытка юмора, друзья мои, ужаснитесь.

А вот беседа Саши и Оли:

— Ах, вот как! Значит то, чего ты так опасался, всё-таки произошло, и мой сын успел к тебе привязаться.
— Я никогда этого не опасался, Олечка — я опасался, что ты это неправильно воспримешь…

Скажите мне, как можно неправильно воспринять привязанность ребёнка? Или Саша боялся, что Оля примет его за педофила? Ну да, он же ухаживал за ней в душе, словно за маленькой девочкой.

Итог

На всякий случай уточню: никаких претензий к автору я не высказываю. Писать так, как он, может лишь человек эстетически невинный. Причём абсолютно невинный: там нет и проблеска понимания, что такое литература. А потому упрёки в его адрес смешны.

Но редакторы! Вы-то! Впрочем, ладно. И тут обойдусь без упрёков. Теперь, после этого "Следствия..." всё дозволено. Всё, всем и навсегда. Поэтому предлагаю пуститься во все тяжкие.

Ведите сюда Голденривера. Скажите ему: нашёлся, наконец, прозаик, равновеликий ему как поэту. Пусть отныне вдвоём пишут для нас. Один стихи, другой прозу.

Гулять так гулять!