Фантаст Желязны и политик Жириновский - "Мы не встретимся никак"

Сразу - это пост не про политику. Это - про Феномен!

Мне давно хочется рассказать читателям моего блога о фантасте Роджере Желязны. Когда-то в начале нулевых его книги были дико популярны в России, по крайней мере - продавались хорошими тиражами. Ныне - немного подзабыт... ну как - подзабыт) Специфика произведений Желязны в том, что их читают люди, предпочитающие скачивать электронные книги бесплатно, а не покупать бумажные собрания сочинений. (Хотя я собрал почти полное, включая обожаемое всеми фанатами издание "Хроник Амбера" 1992 года).

Можно сказать, что книги Желязны - это для гиков. Не для тех гиков, которые собирают полную коллекцию комиксов Марвел, вышедших в 20 веке, и не для косплееров. Ни одну из книг Желязны так и не экранизировали - есть слабая надежда, что Иза Дик-Хакетт, дочь Филипа Дика, однажды экранизирует всё наследие папы и возьмётся за наследие друга семьи. (Надежда слабая, потому что Дик написал много классных романов, а Желязны - не меньше, тут работы непочатый край).

Романы Роджера уникальны и многогранны, но когда начинаю о них рассказывать, всегда скатываюсь в "заумь". Сегодня - никакой зауми. А рассказать о писательском гении Желязны нам поможет... российский политик Владимир Вольфович Жириновский.

Вообще, я очень жалею, что Желязны, скорее всего, не видел ни одного выступления Владимира Вольфовича и, вероятно, даже не знал о существовании столь феноменальной личности. Я уверен, что если бы в своё время Роджер внезапно осознал то, что однажды осознал я - он бы запрыгал от восторга и написал бы пару крутых романов. О Владимире Вольфовиче.

Потому что... один из первых романов Роджера Желязны начинается именно с человека, похожего на Жириновского. Но - тут надо сделать пояснение.

В какой-то момент я понял - жителям России повезло наблюдать редчайший Феномен, который смог принять именно такую форму исключительно в наших исторических обстоятельствах. Да, все согласятся со мной, что Владимир Вольфович - тот ещё феномен, но не все понимают, насколько он уникален. Была когда-то на Первом канале программа "Гордон Кихот". По телевизору я её не смотрел, а посмотрел несколько выпусков на Youtube пару лет назад, в том числе - и выпуск с Жириновским. Ну - шоу прошло по плану. Собрались, значит, оппоненты Вольфовича, начали обвинять его во всём, в чём только можно. Гвоздь программы минут 10 молчал, а после начал говорить и... дальнейшие полтора часа это был монолог. Причём - монолог прекрасный и артистичный. Жириновский, как обычно, изящно увернулся от всех обвинений, переспорил всех и каждого, логически подвёл к тому, что все-все-все, даже Винни-Пух и Маша Малиновская, должны вступить в его партию - и только тогда мы все станем жить хорошо. Аплодисменты, маэстро!

Но кое на чём Вольфовича всё же поймали - по крайней мере, именно в этой программе я нашёл ключик к разгадке его феномена. Примерно полминуты эфирного времени удалось посвятить обсуждению "комплекса Цезаря" - основной движущей силы ВВЖ. Владимир Вольфович - не дурак, и моментально увёл дискуссию в другую сторону. Брависсимо, маэстро! Овации стоя!

Однако - я сразу же вспомнил роман "Повелитель сновидений", вышедший из-под пера Роджера Желязны в 1966 году. Как и все произведения автора, роман многогранный и многослойный. Тут - мифология, постмодернизм, немножко "грядущей-роботизации-и-как-иррациональный-человек-с-ней-уживается", много психологии (Желязны учился на психолога, перешёл на факультет английской словесности, позже - служил в "подразделении психологической войны армии США"), философские проблемы восприятия (сразу вспоминается слепой Стиви Уандер, однажды отказавшийся делать операцию по вживлению в зрительный нерв контакта с мини-камерой)... короче, много всего намешано.
Когда я пишу свои рассказы, стараюсь написать "так же хорошо, как Желязны".

Но начинается роман с политика, страдающего от "комплекса Цезаря". Я с удовольствием процитирую эту длинную сцену:

— Садитесь, — обратился он к Эриксону.
Мужчина послушался и сел, нервно теребя воротник рубашки.
— Память сработала полностью, — сказал Рендер, — так что вряд ли мне придется делать резюме. От меня ничего не утаишь. Я там был.
Эриксон кивнул.
— Думаю, смысл эпизода вам понятен. Эриксон снова кивнул и прокашлялся.
— Но можно ли считать сеанс полноценным? — спросил он. — Ведь вы сами выстроили сюжет и все время контролировали его. Это не был в полном смысле слова мой сон — такой, каким я его вижу, когда просто сплю. Ваша способность воздействовать на события заходит так далеко, что вряд ли можно до конца верить вашим словам, разве не так?
Рендер медленно покачал головой, щелчком пальца стряхнул пепел в южное полушарие пепельницы, сделанной в виде глобуса, и встретился глазами с Эриксоном.
— Верно, я задавал масштабы и изменял формы. Однако именно вы наполняли их эмоциональным содержанием, возводя их в ранг символов, соотнесенных с вашей проблемой. Если бы сон не был полноценной аналогией, он не вызвал бы такой реакции. В нем не проявились бы те симптомы невроза, которые отметила запись.
Вы обследуетесь уже не первый месяц, — продолжал он, — и все полученные на сегодня результаты убеждают меня в том, что ваш страх насильственной смерти не имеет реальных оснований.
Эриксон сверкнул глазами.
— Тогда какого дьявола я его чувствую?
— Вы чувствуете его потому, — сказал Рендер, — что вам хочется стать жертвой.
Эриксон улыбнулся; самообладание возвращалось к нему.
— Уверяю вас, доктор, я никогда не думал о самоубийстве и не имею ни малейшего желания перебираться на тот свет! — Он вынул сигарету и прикурил. Рука его дрожала.
— Придя ко мне этим летом, вы уверяли, что боитесь, будто на вашу жизнь покушаются. Что же касается причин, по которым вас якобы хотят убить, вы предпочитали отделываться туманными фразами…
— Но мое положение! Попробуйте столько лет пробыть Представителем и не нажить себе врагов!
— И все-таки, — возразил Рендер, — похоже, вам это удалось. Когда вы разрешили мне побеседовать с вашими детективами, они сказали, что не могут раскопать ничего, что реально подтверждало бы ваши страхи. Ни-че-го.
— Значит, не там копали или не глубоко. Погодите, что-нибудь найдется.
— Боюсь, что нет.
— Почему?
— Повторяю, ваши чувства объективно не обоснованы. Давайте начистоту. Есть ли у вас информация, которая каким-либо образом указывала бы, что кто-то ненавидит вас настолько, что готов убить?
— Я получаю много писем с угрозами…
— Как и остальные Представители. К тому же все письма, полученные вами за последний год, были проверены — ложная тревога. Можете ли вы привести мне хотя бы одно очевидное свидетельство, подтверждающее ваши опасения?
Эриксон задумчиво поглядел на кончик своей сигары.
— Я пришел к вам за советом, как к коллеге, — произнес он, — пришел, чтобы вы покопались у меня в мозгах и выяснили, в чем дело, чтобы моим детективам было над чем поработать. Возможно, я кого-то нечаянно оскорбил или кому-то пришлись не по вкусу мои законы…
— Однако я ничего не нашел, — сказал Рендер, — совсем ничего, кроме истинной причины вашего беспокойства. Конечно, теперь вы боитесь услышать правду и стараетесь сбить меня — не дай Бог, я назову диагноз.
— Я ничего не боюсь!
— Тогда послушайте. Потом можете думать и говорить все что угодно, но вы крутились здесь несколько месяцев, не желая признавать того, что я наглядно доказывал вам тысячью разных способов. Теперь объясняю вам все без обиняков, а там уж делайте, что хотите.
— Прекрасно!
— Во-первых, — сказал Рендер, — вам очень хочется иметь врага или врагов…
— Чушь!
— …потому что, если у человека нет врагов, то у него нет и друзей…
— Но у меня масса друзей!
— …ведь никто не хочет быть пустым местом, все хотят, чтобы к ним испытывали по-настоящему сильные чувства. Любовь и ненависть — крайние формы человеческих отношений. Если одна из них вам недоступна, вы стремитесь к другой. И вам так сильно хотелось достичь одного из этих двух полюсов, что вы убедили себя, будто вам это удалось. Однако все имеет цену, и в данном случае расплачивается психика. Если человек в ответ на свои истинные эмоциональные потребности получает фальшивку, суррогат, он никогда не испытает настоящего удовлетворения; наоборот, его ждут беспокойство, тревога, потому что в подобных ситуациях психика должна представлять открытую систему. Вы не пытались искать ответа на свои чувства за рамками собственного «я». Вы замкнулись, уединились. Вы компенсировали нехватку реальных эмоций за счет собственной психики. И вы очень, очень нуждаетесь в полноценном общении с другими людьми.
— Бред собачий!
— Можете не соглашаться, — сказал Рендер. — Но я бы на вашем месте согласился.
— Полгода я платил вам за то, чтобы вы помогли мне выяснить, кто собирается меня убить. А теперь вы тут сидите и пытаетесь мне внушить, что я все это затеял только затем, чтобы удовлетворить свою потребность в ненависти!
— В ненависти или в любви. Именно.
— Абсурд! Я вижусь со столькими людьми, что мне приходится носить магнитофон в кармане и камеру на лацкане, чтобы запомнить всех, с кем я встречаюсь…
— Я имел в виду вовсе не количество людей, с которыми вы встречаетесь. Скажите мне, действительно ли так важны для вас последние эпизоды сна?
Эриксон ответил не сразу, и в тишине стало слышно тиканье больших настенных часов.
— Да, — признал он наконец, — действительно. Не думайте, я все равно считаю, что все ваши рассуждения — абсурд. И все же, если предположить — так, из любопытства, — что ваш «диагноз» верен… что мне тогда делать, чтобы из этого выпутаться? Рендер откинулся в кресле.
— Переключите усилия. Они были направлены не на то. Ищите людей, похожих на вас, — не на Представителя Эриксона, а просто на Джо Эриксона. Возьмитесь за что-нибудь такое, что можно делать вместе с другими, за что-нибудь вне политики, в такой области, где может проявиться дух соперничества, и пусть у вас появится несколько настоящих друзей — или врагов. Первое предпочтительнее. Я уже давно вас на это вдохновляю.
— Тогда объясните мне вот еще что…
— С удовольствием.
— Предположим, вы правы. Почему же тогда никто не любит и не любил меня, никто никогда меня не ненавидел? Я занимаю ответственный пост. Я постоянно на людях. Почему же меня воспринимают как… вещь?
Хорошо знакомый теперь с карьерой Эриксона, Рендер вынужден был частично скрывать свои подлинные мысли, поскольку они не обладали оперативной ценностью. Он мог бы процитировать Эриксону то место из Данте, где говорится о приспособленцах, о душах тех, для кого вход в рай закрыт из-за недостатка добродетелей, а врата ада — из-за недостатка крупных пороков, иными словами, о тех, кто всегда подстраивал свой курс к новым веяниям, у кого нет своего внутреннего ориентира и кому не важно, в какую гавань несет его течение. Такова была долгая и бесцветная карьера Эриксона, за время которой он понаторел в политических метаморфозах и маневрах.
И Рендер сказал:
— В наши дни все больше и больше людей оказываются в подобной ситуации. Происходит это прежде всего благодаря усложнению социальных структур и обезличиванию индивидуума, превращению его в деталь общественного механизма. В результате отношения между людьми становятся все более неестественными. Сегодня это не только ваша проблема.
Эриксон кивнул, Рендер же про себя усмехнулся: «Политика кнута и пряника… по-научному».
— У меня появилось ощущение, что вы и в самом деле правы, — сказал Эриксон. — Иногда я действительно чувствую себя точь-в-точь так, как вы описываете, — обезличенной деталью…

Даже Роджер Желязны не мог предположить, что "комплекс Цезаря" может проявиться у политического деятеля так:

И... Вольфович - единственный из российских медийных личностей, кого упомянули в "Секретных материалах". В первом сезоне. Целых 14 секунд.

То есть, Владимир Жириновский - это персонаж, которого даже Желязны не смог придумать. Когда я читал и перечитывал книги Желязны, появилось ощущение - "Этот человек знает ВСЁ!" Он умел удивительным образом сочетать несочетаемое и выдавать невероятные парадоксы, каких в жизни просто не бывает. Но... жизнь явила нам Владимира Вольфовича. Персонажа, которого не смог придумать даже гений.

И самое прикольное - иногда настолько привыкаешь к чему-то (в данном случае - к бурной деятельности ВВЖ), что воспринимаешь это как нечто повседневно-будничное, и совсем не задумываешься, что перед глазами много лет был удивительный Феномен.

Пожелаю вам совершать подобные открытия и почаще смотреть на привычные процессы под необычным углом!

А напоследок - для вас поёт Владимир Вольфович. Песню, полную глубокого смысла - о так и не состоявшемся творческом дуэте с Роджером Желязны)