В лабиринтах памяти

ЛАБИРИНТ 30

А она сидела у его ног, маслом и благовониями, натирая их.
Глупым и бессмысленным казалось мне это, и некое отвращение я испытывал к тому, что видели мои глаза. Немного покатав горячий шарик слов, пытающихся слететь с моего языка, и все-таки обжегшись ими, выпалил:

Чем ты отличаешься от других учителей, живущих за счет, поверивших? Что особенного-то? Красивые женщины прислуживают тебе, вытирая твои ноги дорогущим маслом, а народ, как был нищим и голодным, так и остается таким же. Твое служение ничего не изменило. Всё осталось точно также, как и было, до тебя. – я плюнул себе под ноги и вышел из комнаты, под наступившую абсолютно мертвую тишину.
Я прекрасно осознавал, что сказал это не человеку, а Богу. Но я устал уже бороться и разгадывать загадки, в которых всегда что-то припрятано от тебя на потом.
Глубокое разочарование и смертельная тоска постигли меня сейчас. Я куда-то шел, полностью разочаровываясь в замысле Бога и своей вечной любви. Она уже мне была не нужна, я не хотел её, я жаждал смерти, тишины и чтобы в моей голове не было больше ни одной мысли.
Забвения хотелось мне, но по дороге я встретил одного знакомого, который повел меня в свой дом, чтобы, как он выразился, кое о чем поговорить.
Послушай, - сказал он мне, приведя в дом и плотно закрыв за собой двери. – Ты же ходил за ними, скажи мне, он действительно машиях, как говорят в народе?
Зачем тебе слушать глупые разговоры недостойных людей? Поди и сам узнай. – ответил я.
Поэтому и спрашиваю тебя, а не верю слухам, заполнившим весь Иерушалайм. Ты не глупец, а тебя видели, ходившим за ними.
А что мне будет с того, что я тебе скажу? – ответил я. – Тебе самому нужно лично понять, кто он.
Он выбежал из комнаты, а потом вновь зашел в неё с еще одним человеком, закутанным в темное покрывало. Он прятался от меня, но вобрав в себя как можно больше воздуха, я вдохнул его запах и сущность в глубину своего естества и сразу же понял, что прячется под покрывалом ни кто иной, как сам первосвященник.
Вот, это тебе. – протянул он ко мне свою руку с мешочком, наполненным монетами. – Возьми.
«Господи! - взмолился я внутри себя. – всё напрасно, напрасно, напрасно! Они всё равно неверно понимают то, что им говорят. И кроме звона монет больше ничего не слышат! Не слышат, не видят и не понимают! Пустая затея… пустая…напрасно всё…напрасно!»
Что ты хочешь? – спросил я первосвященника, назвав его по имени.
Я вижу, что ты узнал меня… ты проницателен и не глуп. – ответил он мне. – Я хочу знать, почему народ встречал его, как царя, постилая пальмовые ветви? К чему нам готовиться? К войне или же к миру?
Готовьтесь к миру. – ответил я ему. – Он въехал все-таки на осле, а не на коне.
Он царь?
Спроси его сам об этом.
Ну, хорошо. Надеюсь, что ты отведешь к нему, и я сам смогу задать этот вопрос.
Да, без проблем. – ответил я. – Он не скрывается ни от кого.
Мы вышли из дома, когда солнце уже упало за горизонт, а на улицах города расстелила свои покрывала ночная тишина. Я просто шел, ни о чем не думая, ведя их к дому, где остановился философ, приведший весь город в движение своим появлением.
Вот этот дом. – показал я рукой первосвященнику.
Проведи нас туда и познакомь с ним. – попросил он меня.
Я пожал плечами и пошел к дому. Но в доме, кроме престарелой служанки, никого не оказалось.
Наверное, он ушел по обыкновению своему, в уединенное место. – пояснил я первосвященнику отсутствие философа в доме, в который привел его.
Веди туда.
Это место находилось за пределами города, немного на восток, близ маслиничной горы. За огромными и раскидистыми деревьями легко было укрыться в прохладе в час дневной жары, либо спрятаться подальше от глаз людских. Он часто уходил туда, как я в пустыню, чтобы побыть одному.
И сейчас он находился именно там, в окружении своих последователей, и как обычно что-то говорил им тихим, но звучным голосом.
Так и слово моё, - доносились до нас его слова. – Оно не возвращается ко мне тщетным, но исполняет то, что мне угодно, и совершает то, для чего я послал его.
О чем он говорит? – прошептал мне первосвященник. – Он говорит, будто он и есть сам Всевышний, создавший мир десятью реченьями.
А если это так и есть? – спросил я его тоже почему-то шепотом.
Этого не может быть, потому что ни один человек не может видеть лица Творца так, чтобы ему не умереть потом. – Возмутился первосвященник. - Даже великий Моше рабейну не видел лица Господа, а только славу Его. Кем возомнил себя этот самозванец?
Или всевышнему все под силу, или не такой уж он всевышний. – парировал я. – ангелы спускаются на землю, почему бы и Творцу не посетить её?
Не смеши меня, глупец! – разозлился мой ночной собеседник. – Если бы Всевышний и решил бы посетить святой город, то уж не в виде бродячего философа, с сомнительной репутацией, поверь мне. Я слышал, что он простой человек, что скажешь на это?
И только я собирался что-то возразить, как философ заговорил, и это было так, словно он слышал весь наш разговор и отвечал прямо на вопрос первосвященника.
Не ваши мысли - мои мысли, ни ваши пути – мои пути. Но как небо выше земли, так мои пути выше путей ваших. Сохраняйте суд и делайте правду, ибо близко спасение мое и откровение правды моей.
Он еще что-то говорил, но первосвященник прекратил его слушать.
Он богохульник! – возмущался он.
Почему? – удивился я. – он всего лишь пересказывает священные тексты.
О, нет! Он готовит бунт и это очевидно. Смущает своими речами неграмотных простолюдинов.
И, словно, в подтверждение слов, философ произнес:
Восстань, восстань, облекись в силу свою Сион, сними цепи с шеи твоей, ибо так говорит Господь: за ничто вы были проданы и без серебра вы будете выкуплены.
Последние слова прозвучали для меня так громко, что на мгновение я перестал что-либо слышать, и стоял, оглушенный и обожженный ими, абсолютно не понимая, что в это время говорил мне первосвященник, потому что единственное, что я услышал тогда - без серебра будете выкуплены. И вот это слово «серебро» обожгло меня так, как обжигает плавильная печь…
Словно в бреду я подошел к философу и обнял его.
Иди с миром. – сказал он.
– Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. – словно сквозь сон донеслись до меня его слова.
Разжав мои объятия, он отошел от меня и, обращаясь к первосвященнику, произнес:
Я открою путь в святая святых для народа, открою источник для омытия греха и нечистоты…я сорву последнее покрывало тайны…
Слышите?! Слышите?! Что он говорит? Неслыханное Богохульство!- вскричал первосвященник. – Не было такого никогда, чтобы кто-то, погрязший в грехах своих, мог войти в святая святых! Лишь раз в год это может сделать первосвященник! Что вы слушаете его? Он смущает вас и обольщает своими речами!
Заныло сердце моё и больно сдавило грудь, а голова наполнилась нестерпимым шумом, который заглушал все происходящее вокруг. Обхватив голову руками, я побежал от этого места, где развернулись не шуточные религиозные дебаты.
Я бежал ровно до тех пор, пока споткнувшись обо что-то, не упал на землю. Еще некоторое время я пытался ползти, пока совсем не обессилел. Я так и лежал на земле, утративший всю свою энергию и не понимающий, что именно заставило меня бежать оттуда. Единственное, что я помнил, так это то, что я устал от всего происходящего, и мне хотелось, чтобы смерть утешила меня.
«Как я попал в водоворот этих событий?» - задавал сам себе я вопросы.
Я, который был в стороне от всего происходящего, никому не верил и не имел друзей. Как я мог оказаться в центре бури, раздуваемой религиозными фанатиками?
Я не хотел участвовать в этих битвах и спорах, мне они казались совершенно никчемными и бесполезными. Тем более, что я четко отдавал себе отчет в том, что в этих спорах любой из споривших все равно окажется проигравшим, потому что трудно спорить с Богом. А он, в свою очередь, может мир перевернуть или остановить движение звезд, только для того, чтобы доказать, что ты не прав.
« Да, разве скажет горшок горшечнику – зачем ты меня сделал?» - так и мы, творение Всевышнего, разве мы можем понять его замысел? – мне казалось, что голову разламывают на куски, я попытался обхватить ее руками, как понял, что что-то мешает мне сделать это.
В моей руке был кошелек, полученный от первосвященника.
Черные тучи заволокли небо, духота плотным кольцом стала окутывать землю, казалось еще чуть-чуть и огонь шеола пожрет все живое на ней. Откуда-то из недр моего естества я услышал голос:
« Мне нужна всего лишь одна монета первосвященника…»
И вот тогда я вспомнил, как много веков спустя, у меня эту монету потребует старик, которому я абсолютно привычным движением всажу в шею ритуальный нож.
Я смотрел на кошель с монетами и лихорадочно соображал, что мне нужно сделать. Кошелек нагревался в моей руке, обжигая её, и подхватившись с земли, преодолевая сумасшедший, поднявшийся ветер, я бросился бежать к храму.
Заберите монеты! – крикнул я священникам, находящимся там, и бросил их на пол храма. – Беда будет…заберите монеты!
Меня вытошнило прямо в храме у ног первосвященника, обрызгав его роскошные одежды. Это было отвратительное зрелище, поэтому меня сразу же начали избивать и тащить прочь из храма, и вытащив на внешний двор, бросили, напоследок облив чем-то липким и вонючим.
Какие-то насекомые сразу же облепили меня и, пытаясь избавиться от них я, качаясь и кувыркаясь по пыльной земле, откатывался от храма все дальше и дальше.
А ближе к концу следующего дня меня они нашли.
Я лежал под деревом и смотрел в небеса, которые создавали для меня картины вечности из облаков, носимых ветром. Всевышний был милостив ко мне, и я увидел многие времена после, и, многое мне стало понятным. Поэтому я, даже, не удивился тому, что они пришли. Я знал, что придут они за моей жизнью.
Нет ничего страшнее страха, потерявших лидера, фанатиков. Обескураженные и сломленные, они готовы на все.
Эти были злы на меня. Они били мое тело ногами, плевали на него и выкрикивали мне в лицо всяческие обвинения.
Да, я знал, что они придут. Ночь звездами выложила мне на небесах философа, уходящего вверх по лестнице ангелов. Перед тем, как совсем скрыться в темноте, он повернулся ко мне и позвал за собой, а я согласно кивнул головой, потому что все, что здесь происходило, меня уже переставало интересовать. Не было смысла во всем этом для меня.
Боль. Я перестал ее чувствовать, будто кто-то освободил меня от неё. А потом я почувствовал, как я отрываюсь от своего тела и устремляюсь куда-то ввысь. Но подняться к лестнице ангелов, по которой уходил философ, мне не удалось.
Словно что-то обрушилось на меня сверху, а мои глаза сфокусировались внизу на земле, где еще происходила расправа над принадлежащим, до недавнего времени, мне телом. Я увидел, как красной нитью перетянули мне шею, и тело, пару раз содрогнувшись, замерло. Я видел, как они тянули его к дереву и пытались повесить на нём, видел, как несколько раз оно падало, но им все-таки удалось совершить то, к чему они были призваны.
Я понимал, что красная нить преградила мне доступ в другой мир, и я оказался вечным заложником этого мира.
«Хенек» - самая постыдная казнь, которая перекрывает доступ в высшие миры. Они знали об этом и именно поэтому так расправились со мной. Им нужен был кто-то, на кого можно было списать их провал. И я стал самой удобной целью для этого.
Наверное, я был достоин именно этой казни…
ПРОДОЛЖЕНИЕ