Дед Мороз — настоящий!

Меня в 10-м классе пионервожатая вдруг попросила побыть на школьном детском утреннике для младших классов Дедом Морозом. Я с ней дружил — славная девочка была, лет двадцати двух. Она мне помогала, если надо было в роно выбить разрешение на увеселения для нас — старшеклассников, я ей помогал своим авторитетом, если надо было, чтобы никто из моих на торжественной линейке слово «хуй» из толпы не сказал. Именно она однажды тайком принесла в школу и дала мне взять домой зарубежно-запрещённый музыкальный журнал «Rolling Stone», из которого я срисовал портреты Pink Floyd, Fleetwood Mac, Blues Brothers и ещё кучу всего. Она отвечала за утренник, но оказалось, что актёр из городского театра, заодно и родитель моего одноклассника, заболел.
И костюм Деда Мороза уплыл на другие утренники для других детей. И сроки судорожно поджимали — завтра.

Из атрибутики у пионервожатой нашёлся только ярко-красный шёлковый мешок.
— Из галстуков, что ли, сшили?
— Нет, от выборов остался: с ним по квартирам ходили.
— А эти дети... я их больше пяти минут не выдержу, начну хвою в рты запихивать...
— Мне больше просить некого, а ты столько мероприятий в школе проводишь, те же дискотеки, опыт есть.
— Так нет ничего! Ни бороды, ни валенок, ни рукавиц, ни посоха. Ни тулупа. Ладно, что-нибудь придумаю.

Вечером собрались своей школьной алкатнёй на автобусной остановке, сидим перетираем всякое, говорю им: «Чуваки, завтра я — Дед Мороз». Все косо посмотрели на меня: «Оппаньки!»
Пришлось делиться с ними бедой пионервожатой, которую, кстати, вся школа любила. Бывают такие люди, от которых свет исходит. А уж после того журнала она вообще получила пожизненное уважение.

Стали думать, как найти в закромах малой родины, то есть в кладовках и на антресолях, хоть что-то, что могло бы меня сказочно превратить в старого весёлого деда. Кто-то вспомнил про ржавое ружьё в сарае. Разошлись выгребать закрома.

На следующий день в школу было принесено всё, что только было найдено.
Я впервые в жизни увидел столько секонд-хенда, хотя слова такого в стране ещё не было. И тулуп подобрали, не алый и не синий, конечно, что-то похожее на тулуп Деда Мазая, но не совсем убитый. Подпоясали ярким кушаком, стало не так напоминать про утопленников-зайцев. И рукавицы на 5 размеров больше, и посох у завхоза добыли от старых грабель, вроде всё собрали. Не было только валенок. Ну откуда в Севастополе валенки? Всё что угодно есть, а валенок, нету. Не завезли. Не тот климатический пояс выбрали для утренника. Старые женские алые сапоги на шпильках, которые решено было принести в жертву и срубить, чтобы подошва плоская была, на меня не налезли. А утренник уже вечером. Вечером утренник, утром — вечерник. Страна вневременных праздников. Бороду и усы из мочалок девочки мне сделали. Но, вот валенок не наваляли.
Сижу в подсобке рядом с актовым залом в джинсах и в обычных зимних ботинках. Вроде кто-то обещался что-то похожее на валенки принести, но так и не стряслось.

Ещё эти дети... Я их не очень люблю. Маминых любил, но там другие — детдомовские, а этих упитанных детсадовских упырей ну никак. У них вечно какая-то бессмысленная возня, гам, мельтешение, истерики «хочу» и «дай» в универмагах, вечная попытка утянуть на себя внимание любой ценой, постоянные сопли-слёзы и совочком по лбу.

«Дед-мо-роз! Дед-мо-роз!» — заверещали дети истошными голосами из зала.
Стихи, частушки и остальное я знал с детства, так как мама была воспитателем и у нас дома весь этот фарш-набор слов знали все. Постоянно репетиции дома проводили к праздникам собравшиеся воспитатели и нянечки, короны-кокошники лепили и тексты учили под маминым руководством.

Распахиваюю дверь и вхожу в зал. Яркий свет, как специально, хоть бы дым по полу пустили. Или вообще свет вырубили, я бы «ёлочка зажгись» сделал и стоял бы в тёмном углу, вещал частушки. Но не сложилось, свет горел так, что у гигантского натюрморта, висящего над буфетом, краска из-под пыли проступила.

И началось.

Всякие там из леса, с подарками, давайте веселиться, хороводиться, может чё споём.
— Я начну, а вы кончайте: хором дружно отвечайте! — начал я басить своим 15-летним альтом.
Загадки, хоровод, Снегурочку позвали, та на себя внимание перетянула, а я свободно вздохнул на пару минут. И снова в бой. Незаметно для себя втянулся. И в хороводе с ними забродил, и на руки этих чудовищ поднимал, и стихи подсказывал, если кто забывал из троечников, и скромных отличниц, стоящих вне зоны веселья, за руку затаскивал в общее действо. Песни только не пел — у меня вечное «к доске не вызывать» по пению стояло, да и учитель пения тут же под ёлкой на баяне наяривает, хоть бы смазал по случаю дверные петли на своём инструменте. С меня, уже час прыгающего по залу в тулупе, уже все воды отошли, а я не мог даже стакан воды выпить — Дед Морозы не пьют. Они из другой сказочной жизни, им не положено земное. И голос стал уже такой — дед-морозовский, пересохший с хрипотцой. В общем, было весело и праздник подходил к концу. Меня уже ждали за порогом сказочные олени в страну оленью — на остановку к моим алкашам.

И тут один мальчик громко так, чеканя каждое слово, как все ученики младших классов читают выученные стихи, произносит: «Дедушка Мороз, а я тебя знаю! Ты — Серёжа из 10-А!»
И пальцем показывает на то место, где тулуп обрывает сказку и открывает вид на джинсы и обычные зимние ботинки.

Если вас когда-нибудь застукивали во время полового акта внезапно зашедшие родители, то вы меня поймёте.
Баян квакнул и стало тихо. Все дети остановились и посмотрели на меня, опуская взоры на предательски торчащие из под длинного тулупа джинсы.
Мне стало так хреново, что я просто стоял и молчал, с прилепившейся ко лбу мокрой мочальной прядью, стараясь не смотреть в сторону обманутых детей. Пионервожатая замерла в углу с мешком подарков и глядела на меня с ужасом и болью. И Снегурочка, оторопев, молчала. Хоть бы что сделала там, не знаю, песню завела про «Катюшу» или ещё что.

И вдруг какая-то девочка в кромешней тишине тихо так говорит: «А нам всё-равно было весело!»

Пионервожатая опустила мешок на пол, зашуршали посыпавшиеся целлофановые подарки. И стала хлопать в ладоши, увеличивая фрикции. И все, не отрывая взгляда от меня, зааплодировали.

Поздно вечером, сидя с корешами на остановке, я отхлёбывал «777» и молчал на все расспросы.
— Ну что, напрыгался с гадёнышами? А джинсы как? Не догадались?
— Догадались. Но сказали, что у них всё-равно сегодня был Дед Мороз.

Картинка авторская.