Бернини. Секс и камень

Вы любите секс? Вам нравится этот момент единения, когда весь мир уже не значит ничего, этот момент экстаза, когда гравитация не в счет, когда кажется, что ты в раю, и кроме одичавшего счастья, безграничной радости не чувствуешь ничего? Никаких жизненных тревог, никаких сомнений, никаких переживаний… Только наслаждение.

Джованни Лоренцо Бернини (Giovanni Lorenzo Bernini) очень любил секс, был одним из величайших поклонников страсти и знал о ней практически все.

Мало кому из мастеров так везло в жизни, как Бернини. Многие из них шли к признанию почти всю жизнь и часто получали его только после смерти. Но это не про нашего героя. Популярность и слава настигли его в возрасте восьми лет, когда, сделав набросок головы Святого Петра, он был назван «вторым Микеланджело». Уже на семнадцатом году жизни он создал свой первый абсолютный шедевр. Кардинал Сципион Боргезе, увидев его, сделал Бернини своим личным скульптором.

О да, такого в изобразительном искусстве еще не делал никто! Нет, конечно, многие уже изображали в скульптурах мученическую смерть христианских святых, но никто даже не пытался показать юмор, рожденный в адских мучениях. «Мученичество святого Лаврентия», на мой взгляд, − одно из самых пронзительных, трагичных и одновременно жизнелюбивых произведений в истории искусства.

Святой Лаврентий (по странной христианской иронии − покровитель поваров) был приговорен к сожжению заживо. Во время казни, когда боль стала нестерпимой, он почувствовал запах собственного мяса и с улыбкой обратился к палачам:

«Ребята, кажется меня нужно перевернуть: с этой стороны я уже поджарился»

Именно этот момент и запечатлел Бернини. Вся композиция — это вызов смерти, вызов страданию и победа жизни, причем победа во всех смыслах. Скульптору удалось оживить камень, он сделал его пластичным, податливым, как воск. Вы абсолютно верите происходящему, даже огонь в жаровне выглядит реальным! В работах Джованни Лоренцо Бернини камень меняет свою структуру, превращается в совершенно другое вещество.

Перед нами процесс трансмутации: мрамор уже не мрамор, он − плоть, он − огонь, он − железная решетка, он — ткань. А на лице Лаврентия видна другая трансформация: на губах намечается улыбка, вот-вот она двинется дальше. Святой, поборов страдания, пошутив над своими палачами и посмеявшись над ними, отправится на небеса. Да, то, чего так жаждали алхимики (управлять природой вещества), удалось сделать Бернини при помощи искусства.

Наш скульптор всегда мечтал о том, чтобы уметь запечатлевать мгновение, передавать его вечность; ведь именно на этих моментах, почти неуловимых для глаза, моментах величайшего эмоционального напряжения, и строится наша жизнь; именно в них, в этих ускользающих сквозь пальцы песчинках времени, и кроется секрет красоты. И вот перед нами его «Давид», и как топорно в сравнении с ним выглядят одноименные произведения великих скульпторов прошлого: Донателло и Микеланджело! Насколько топорной кажется их работа, как мало эмоций!

Но в начале своей статьи я говорил про секс, про то, что Бернини знал о нем все. Мы уже близимся к середине, а про секс еще не сказано ни слова. Понимаю твое возмущение, читатель, поговорим о сексе. В начале своего творческого пути наш мастер только познавал науку любви. Тяжело быть специалистом в ней, когда тебе всего 16 лет. Вначале нужно было узнать все о человеческом теле, испытать настоящую страсть и уже потом создать вот это!

«Похищение Прозерпины» − здесь работал уже не мальчик, а молодой мужчина, знающий, что такое настоящая страсть. Когда ты видишь эту скульптуру, очень сложно поверить, что перед тобой холодный мрамор, что вся композиция весит несколько тонн. Прозерпина как будто взлетает вверх, пытаясь вырваться из крепких объятий Плутона, а пальцы подземного бога вцепляются в ее юную плоть. Это сцена совершающегося насилия, когда страсть настолько сильна, что ее невозможно сдержать. Кстати, странно, почему Фрейд, со своим увлечением античными мифами, не говорил о Бернини — Древнюю Грецию и секс они оба любили одинаково. Но двигаемся дальше − тема секса явно не раскрыта. Перед нами Аполлон и Дафна. Мастеру было 26 лет, когда он закончил эту композицию, открывшую перед ним возможность быть причисленным к величайшим творцам. Техника пойманного момента достигает в творении Бернини совершенства. Согласно мифу, Аполлон решил овладеть нимфой Дафной, но она обратилась с мольбой к богам, которые превратили ее в дерево. Как же это символично. Умирая, страсть всегда превращается в бревно. И Джованни Лоренцо Бернини сумел поймать и изобразить в камне этот момент.

Настоящая страсть, рожденная в любви, — это всегда движение, это вихрь, захватывающий тела. Страсть подобна торнадо, и ее бешеное движение чувствуется в этой скульптуре везде. Но перед нами финал гонки, движение угасает, и страсть уже мертва. Ноги Дафны врастают в землю, руки превращаются в ветки, и Аполлон замедляет в недоумении свой бег, ощутив в левой руке не желанную женскую плоть, не кожу, к которой он так мечтал прикоснуться, а грубую древесную кору.

Работы Бернини буквально переполнены чувством, и это отлично отражает темперамент самого мастера. Достаточно вспомнить историю с его любовницей Констанцией. До скульптора дошли слухи, что она изменяет ему с его братом Луиджи. Он сообщил всем, что уезжает на несколько дней из города, а сам на рассвете был у дома своей возлюбленной. Слухи оказались правдой.

Бернини бросился в погоню за братом и убил бы его, если бы не подоспели стражники, а в дом Констанции был отправлен слуга, который изрезал ей все лицо ножом. Порывы страсти у художника могли не только создавать красоту, но и уничтожать ее. Впрочем, за все эти преступления Бернини был наказан штрафом. Хотя нет, не все: понтифик, считавший скульптора своим другом, приговорил его еще к женитьбе на самой красивой девушке в Риме. Заказы сыпались на мастера один за другим, он брался за все и выполнял свою работу блестяще. Доказательство тому — Рим. Город, где творения Бернини встречают вас на каждом шагу. Но вот в одном он оплошал. И это чуть не стоило ему карьеры.

Предполагалось, что собор Святого Петра украсят двумя огромными колокольнями, которые должны были подниматься выше купола, построенного Микеланджело. Ох уж это мужское тщеславие, накрывающее нас в среднем возрасте! Сколько детского в нем: «У меня самая большая машина! А у меня дом! А мои колокольни будут выше купола Микеланджело!!!» Наверное, большинство поломанных мужских судеб и происходит из-за этой глупости. Во всяком случае, Бернини чуть ли не стал отличным примером этого. Большие колокольни — это очень хорошо, это очень по-мужски, вот только грунт под собором Святого Петра в Риме не способен был вынести их вес. В июле 1641 года он представил публике первую башню, а через два месяца на ней появились трещины, с каждым годом они разрастались, и в феврале 1646 года, по решению комиссии, колокольни работы Бернини были снесены. Это было фиаско, настоящая неудача, которых в жизни творца еще не было. Интерес к его работам падал, и скульптор мог бы закончить свою жизнь, как Рембрандт, в забвении и нищите, но судьба распорядилась иначе.

Джованни Лоренцо Бернини был настоящим поклонником страсти, он искренне любил жизнь и те наслаждения, которые она дает, а кроме того, он всегда любил женщин. Наверное, поэтому образ монахини в оргазме не оставлял скульптора до самого конца. «Экстаз святой Терезы» и «Экстаз Блаженной Людовики Альбертони» имели оглушительный успех.

Еще никому не удавалось создать такое потрясающее изображение плотского наслаждения и духовного откровения, как это получилось у Бернини. Его монахини совсем не похожи на страшных фанатичных затворниц средних лет. Нет, это молодые женщины, которых переполняют чувства. Просто посмотрите на кровать Людовики. Тонкое кружево, шелковые простыни — не очень по-христиански. Ее правая рука в порыве страсти сжимает грудь, левая с силой вцепляется в живот, а по движению рясы становится ясно, какое буйство плоти происходит под ней. Красиво умереть нельзя — смерть всегда отвратительна, красиво можно только жить. Джованни Лоренцо Бернини сумел великолепно доказать это, создав из мертвого и холодного камня настолько живые и чувственные изображения.