Из истории нового года. Елки-празднования (часть 1)

Появлением елки, в целом, и праздника для детей, в частности, мы обязаны императрице Александре Федоровне, которая впервые устроила праздник «детской елки» для своих детей и племянниц. На Рождество 1828 года в Большой столовой зале Аничкова дворца были расставлены столики, на которых постелены белые скатерти, на каждом была елочка, и лежали подарки. Тогда елки еще не наряжали украшениями в современном понимании. Все, что находилось на ветках елки и на столе под нею, было подарками.

До 1840-х годов дворцовые елки Александры Федоровны (немки по происхождению) были исключением, но не столь уж редким: помимо императорского дома рождественские елки устраивались в домах петербуржских немцев, коих было около трети города. Мода подкреплялась произведениями немецких писателей: в 1816 году увидел свет «Щелкунчик и Мышиный король» Гофмана, а в 1839 году сказка была опубликована на русском языке. В 1844 году Андерсен написал «Елку», а в 1845 – «Девочку со спичками». «Рождественские повести» Диккенса были написаны и опубликованы также в 40-х годах XIX века. То есть не только в России, но и в мире отношение к Рождеству, как к какому-то особенному празднику именно для детей приходит практически в одно и то же время. Трудно представить, но ни Пушкин, ни Лермонтов не знали хороводов вокруг елки. У Пушкина в «Евгении Онегине» «раз в крещенский вечерок девушки гадали», а у Лермонтова – святочный бал в «Маскараде», но ни о каких детях и подарках речи не идет вообще.

Журналы 1820-1830-х годов пишут о балах и праздничных мероприятиях в Петербурге и Москве с описанием костюмов, еды, сценариев, интерьеров – ни о каких елках речи не идет. А в 1830-е годы в «Северной пчеле», чутко реагировавшей на новые явления российского быта, появляются заметки о книжках, выпущенных к Рождеству для детей, о подарках на Рождество. С 1840 года елочная тема не сходит со страниц праздничных выпусков «Северной пчелы», в 1842 детский журнал «Звездочка», издававшийся О. Ишимовой, пишет о детских рождественских елках, традиции перенятой от немцев. А в 1846 году выходит в свет методическое руководство по домашнему обучению детей грамоте «Елка. Подарок на Рождество» А. Драган, где детям дается обещание, что, в случае хорошей учебы, они непременно получат на Рождество елку, после чего следует объяснение еще далеко не всем известного обычая:

"Слушай со вниманием, что здесь сказано про елку. Зимою все деревья без листьев. Одна елка остается зелена. В праздник Рождества Христова умным, добрым, послушным детям дарят елку. На елку вешают конфеты, груши, яблоки, золоченые орехи, пряники и дарят все это добрым детям. Кругом елки будут гореть свечки голубые, красные, зеленые и белые. Под елкой на большом столе, накрытом белой скатертью, будут лежать разные игрушки: солдаты, барабан, лошадки для мальчиков; а для девочек коробка с кухонной посудой, рабочий ящик и кукла с настоящими волосами, в белом платье с соломенной шляпой на голове. Прилежным детям, которые любят читать, подарят книгу с разными картинами… "

В 1848 году у Достоевского в «Елке и свадьбе» появляются и дети, и наряженная елка, и детский бал как обычные бытовые явления российской действительности: «Дети все были до невероятности милы и решительно не хотели походить на больших, несмотря на все увещания гувернанток и маменек. Они разобрали всю елку вмиг, до последней конфетки, и успели уже переломать половину игрушек, прежде чем узнали, кому какая назначена».

В 60-е годы XIX века обычным явлением становится присутствие крестьянских детей на усадебных елках. Все дети Льва Толстого в описаниях яснополянских Святок рассказывают об этом. Празднования в семье Толстого в Ясной Поляне – прекрасный пример органичного сплетения русских святочных традиций и западных рождественских елок. Устройством елок занималась Софья Андреевна, в то время как Лев Николаевич был инициатором святочных увеселений, которым он был большой знаток, в чем можно убедиться, пристально полистав соответствующие страницы «Войны и мира».

Вся русская литература второй половины XIX – начала XX века полна красочными примерами детских и не совсем детских елок, не только деревьев, но и торжеств: «Ангелочек» Леонида Андреева, «Елка» Чехова, «Елка в капельке» Куприна, «Детство Никиты» А. Толстого, «Елка» Зощенко. В большинстве произведений говорится о приглашении детей представителей более низкого сословия на пышные рождественские торжества. Часто речь идет о восторженной реакции детей на разукрашенную елку с воплями и хлопаньем в ладоши, а потом «разграбление» и «разрушение» дерева в буквальном смысле. Кстати, у Леонида Андреева взрослые настаивают на том, что елку будут разбирать не на рождество, а уже после нового года. Читая русскую классику понимаешь, что елки переместились со стола на пол и из угла в центр зала, вокруг них стало можно водить хороводы. Вероятнее всего хоровод вокруг елки был заимствован из ритуалов Троицы, когда обрядовые песни исполнялись с хождением вокруг березки. Главной хороводной песней на елках XIX – начала XX века была старинная немецкая песня про елочку. Родители стремились доставить радость своим детям и похвалиться перед чужими взрослыми и детьми убранством дерева, подарками и угощениями. Из развлечений были хороводы, сказки под елкой, рассказываемые кем-то из взрослых, детские игры, организованные взрослыми.

В литературе нередко говорится о случаях-исключениях именно потому, что это было далеко не повсеместно. Например, известен факт, как на новый 1901 год Максим Горький устроил елку с электрической гирляндой для полутора тысяч детей нижегородской бедноты. Несмотря на многочисленные упоминания крестьянских детей и детей чиновников в художественной литературе, в реальной жизни для бедных было чудом попасть на благотворительную елку, в большинстве случае они поглядывали в окна богатых домов и видели празднества через стекло, как у Достоевского в «У Христа на елке».

Чтобы дополнить картину детских елок тем, что происходило у взрослых, процитирую Пастернака: « С незапамятных времен елки у Свентицких устраивали по такому образцу. В десять, когда разъезжалась детвора, зажигали вторую для молодежи и взрослых, и веселились до утра. Более пожилые всю ночь резались в карты в трехстенной помпейской гостиной, которая была продолжением зала и отделялась от него тяжелою плотною занавесью на больших бронзовых кольцах. На рассвете ужинали всем обществом». В этом фрагменте «Доктора Живаго» речь идет о 1911 годе.

Несмотря на попытки объявить елки немецкой и непатриотичной традицией во времена Первой мировой войны, возникшей в связи с празднованием Рождества в декабре 1915 немецкими военнопленными в госпитале Саратова (запрет Священного Синода в 1916 году), антиелочная кампания с треском провалилась. И на фронте, и по всей России и взрослые, и дети продолжали встречать рождество и новый год с елками, подарками, хороводами, играми и застольем. Официально реабилитировали елку большевики с приходом революции. Кстати, красные не поддерживали антинемецкую пропаганду в целом и даже после переименования столицы в Петроград вплоть до 1918 года именовали комитет своей партии Петербургским комитетом РСДРП(б). 31 декабря 1917 года во всех районах Петрограда были организованы «пролетарские ёлки» для детей рабочих.