Глава четвёртая. Во все тяжкие

   После «Соляриса» в планах было пересмотреть «Андрея Рублёва» и «Ностальгию» с моим любимым Олегом Янковским. Однако планы резко поменялись, и я решила пуститься во все тяжкие. 

   Если вдруг после просмотра «Сталкера», «Зеркала» и «Соляриса» вы вдруг почувствовали, что вам всё равно чего-то не хватает (говоря жаргонным языком — вы решили «догаситься»), смело беритесь за апокалиптическую трилогию Константина Лопушанского. Это, конечно, совет только для подготовленных зрителей, в противном случае вас ждут не самые приятные ощущения. С такими фильмами шутки плохи — они способны на многое: от чувства лёгкой тоски до полного морального опустошения. Казалось бы — зачем их тогда смотреть? Для некоторых людей, как, например, для автора этого поста, такое кино является неким средством для внутренней перезагрузки. Одни устраивает себе такую «перезагрузку» при помощи алкоголя — так, чтобы прямо «в дрова»; другие идут в театр; третьи отправляются в путешествие; четвёртые сидят дома и вяжут носки, размышляя о мироздании и тщетности бытия. 

   Мне кажется, что абсолютно все люди периодически нуждаются в духовно-эмоциональной встряске, после которой все мысли в голове раскладываются по полочкам в определённом порядке согласно цветовой гамме. Да ещё так правильно и аккуратно, что любой перфекционист был бы в неописуемом восторге. Несмотря на то что я люблю и зарубежный кинематограф, но, по моему личному убеждению, только советское кино способно «добить» человека окончательно — до полного изнеможения. И делается это для того, чтобы через несколько дней снова «вернуться в жизнь» с новыми силами, стремлениями, желаниями, целями, приоритетами и жизненными ценностями, ради переоценки которых и была проделана вся эта тяжёлая внутренняя работа. С этой же задачей прекрасно справляется и классическая русская литература. Иногда после прочтения книги, например, всеми нелюбимого Достоевского, вообще пропадает какое-либо желание жить. Главное помнить, что это временное явление. Даже если мучит ощущение, что из вас выпотрошили все внутренности и натянули их на голову, а затем при помощи волшебного пенделя вытолкнули в прекрасный дивный мир наслаждаться не менее прекрасной жизнью — это нормально, это в скором времени пройдет. Внутренности в обязательном порядке вернутся туда, откуда были изгнаны, голова прояснеет, пендель станет лишь мрачным воспоминаем, ну а мир... он вам снова покажется прекрасным и дивным. А разве он в действительности является не таким?

   Пожалуй, именно по этой причине очень многие и не любят классику (она вгоняет в тоску — а  кому это надо?), особенно сейчас, когда началась агрессивная мода на всё «позитивное и весёлое». Конечно, можно воспринимать весь мир как забавный цирк: видеть в нём только радость и слышать только смех, вот только несчастий от этого в мире меньше точно не станет. Видеть «плохое» необходимо точно так же, как и «хорошее», дабы не терять важных связей с реальностью. «Уход в сплошной позитив» — довольно простая, как по мне, жизненная философия. Это отличная находка для людей, не обременённых ответственностью ни перед самими собой, ни перед социумом, в котором они живут. Никто не заставляет истинного оптимиста-альтруиста превращаться в вечно страждущего и депрессирующего пессимиста-неврастеника и мизантропа, но видеть горе там, где оно есть, — удел нормального человека, способного сострадать и сочувствовать. Ясное дело, что оба качества совершенно не нужны современному обществу потребления, но именно без этих качеств мир просто не сможет в дальнейшем нормально существовать. 

   Однако мы слегка отклонились от заданного курса — вернёмся к нашей теме. Между ценителями артхауса и теми, кто его совершенно не приемлет, постоянно разыгрываются нешуточные баталии в интернете. Первые обвиняют вторых в глупости и ограниченности, а вторые обвиняют первых в напыщенности и зазнайстве, из-за которых они, бедолаги, не могут разглядеть в обычном шизофреническом бреде элементарную бездарность. Сегодня действительно модно кичиться т.н. оригинальностью. Мои ежедневные «прогулки» по Instagramу убедили меня в том, что самый главный страх современного человека — быть таким, как все. Вполне возможно, что этого боятся миллионы, а может быть, и миллиарды людей по всему миру. Ещё чуть-чуть — и таких, как все будет очень мало: основную часть населения планеты будут составлять не такие, как все. Это почти, как с геями (в недалёком будущем): сначала они ущемлённое меньшинство, затем — правящее большинство. И уже те, кто отстаивал права сексуальных меньшинств, потихонечку сами становятся этим сексуальным меньшинством. Теперь уже они маршируют со своими плакатиками в поддержку традиционной семьи и традиционных ценностей. Их-то, конечно, теперь вряд ли кто-нибудь когда-нибудь услышит — мир ещё не отстоял права «инцестников», «зоофилов», педофилов и шизофреников. У толерантности много работы впереди — сомневаюсь, что она будет обращать своё внимание на каких-то скучных, тухлых «натуралов». Да и кому вообще нужны их устаревшие, изжившие себя традиционные ценности в эпоху процветающего чайлдфизма и гедонизма?

   Любить артхаус только за то, что он ориентирован на узкую аудиторию, т.е. является «продуктом» не для всех, довольно глупо и очень унизительно для самого кинематографа. Здесь всё очень просто: чтобы такие фильмы нравились, нужно воспринимать мир приблизительно так же, как и режиссёры, снимавшие эти фильмы. Когда камера «зависает» на белой скатерти с жирным пятном (или, например, на синей фарфоровой вазе с букетом белых ромашек, или на консервной банке в грязной дождевой луже, или на проплывающем по мутной реке прямоугольном куске белой фанеры, или на одной из страниц упавшей на пол газеты «Скучные будни прогрессора») и «держит» его в кадре несколько минут (вспомните Донатаса Баниониса в фильме «Солярис» Андрея Тарковского — как камера берёт  крупным планом его ухо и вплотную к нему приближается), зрительские реакции могут быть совершенно разными. Зрителю А. будет скучно и нудно. Он начнёт зевать. Сначала это будут единичные зевки, затем один зевок будет плавно переходить во второй зевок, второй в третий, третий в четвёртый... и так до бесконечности. Если вы являетесь зрителем В. и вам совершенно нескучно созерцать в течение нескольких минут жирное пятно, синюю фарфоровую вазочку или консервную банку, ни при каких условиях не смотрите такой фильм со зрителем А. В противном случае, все впечатления от фильма могут быть испорчены его истошными зевками и сонными, слезящимися от зевания глазами. Вам просто захочется его убить, а если вдобавок зритель А. окажется вашим мужем или женой — того хуже, развестись. Одним слово, «бытовой драмы» не избежать. Предупредите его/её об этом. Мягко намекните, что вам, человеку, находящемуся в состоянии дикого, бурного восторга, намного лучше в одиночестве наблюдать за тем, как в кадре ничего не происходит; как главный герой фильма молчит на протяжении десяти минут; как долго и неторопливо герои режут жареную курицу, после чего идут в комнату, садятся на диван и смотрят на батарею, на которой сушатся юбка и носки. Стоит ли во всём этом искать определённую идею, которую, быть может, хотел донести до зрителя режиссёр? Стоит ли разбираться в том, зачем и почему он коварно спрятал эту самую идею в надёжные обвёртки из аллегорий, символов и вообще не пойми чего? Это очень волнует зрителя А.; это, в принципе, волнует и зрителя В., но зрителю В. ещё важна и сама атмосфера мрачности и безысходности, которая присутствовала тогда, когда фанеру несло речное течение, а на одну из страниц газеты «Скучные будни прогрессора» встала нога в чёрном запылённом ботинке 46 размера. Пока одному зрителю не хватает в фильме динамичности и ясности, другой зритель испытывает чисто эстетическое удовольствие от неторопливости и странности развивающихся событий. 

   Апокалиптическая трилогия Константина Лопушанского — это фильм 1986 года «Письма мёртвого человека», фильм 1989 года «Посетитель музея» и фильм 1994 года «Русская симфония». Все перечисленные картины являются сложными, серьёзными и очень тяжёлыми — мрачным послевкусием тут точно не отделаешься. Очень долгое время Лопушанский был для меня главным примером (чего уж там — авторитетом!) качественного советского артхауса. Какого же было моё разочарование, когда несколько лет назад я посмотрела фильм 2006 года «Гадкие лебеди», снятого по мотивам одноимённой повести братьев Стругацких. Конечно, «посмотрела» — это слишком громко сказано. Фильм был просмотрен на перемотке — сначала медленной, затем очень быстрой. Я не знаю, что именно должно было произойти с человеком, чтобы после тех же «Писем мёртвого человека» снять такую откровенную халтуру, как «Гадкие лебеди», полностью испоганив одно из самых лучших и сильнейших произведений писателей. 

   Фильм, о котором дальше пойдёт речь, я давно хотела пересмотреть, но не могла этого сделать по одной простой причине — напрочь забыла его название. В памяти остались лишь впечатления от фильма (они были весьма положительными) и несколько кадров. Первый кадр — это странный мужчина в шляпе, катающийся на велосипеде, а второй — хлебный фургон, брошенный посреди дороги. Фильм нашёлся сам по себе — я для этого не прилагала каких-либо усилий. Видимо, YouTube, заметив на какую «чернуху» меня в конечном счёте понесло, деликатно и совсем ненавязчиво предложил фильм «Посредник». Как только я увидела название фильма, в голове промелькнул вопрос: а это часом не тот самый фильм? Да, это оказался именно он — фильм 1990 года режиссёра Владимира Потапова. Если мне не изменяет память, его довольно часто в своё время показывали по телевизору, который когда-то очень активно присутствовал в моей жизни. Я не помню, сколько мне было лет, когда я впервые его посмотрела, но я точно была ребёнком. И зависшие в памяти те два кадра, о которых я писала выше, — это как раз те самые детские воспоминания. 

   Фильм «Посредник» я пересмотрела на одном дыхании. К счастью, был субботний день, поэтому я могла себе позволить посмотреть весь фильм от начала и до конца. Домочадцам же я очень доходчиво объяснила, что в ближайшие три часа и сорок минут меня лучше не трогать. Забаррикадировавшись на кухне с ноутбуком и крепким чаем, я практически на четыре часа выпала из реальности. Впечатления от фильма были настолько сильными, что я не могла прийти в себя несколько дней. К примеру, когда я варила красный борщ на следующий день, т.е. в воскресенье, я не только старательно нарезала тонкой соломкой свёклу и морковь, но и думала о том странном мужчине в шляпе на велосипеде, который оказался городским сумасшедшим (Евгений Редько); и о хлебном фургоне, брошенным водителем Киселёвым (впоследствии — Угол 1), которого сыграл Альгис Матулёнис.

  Сюжет фильма таков: недалеко от небольшого провинциального городка, в лесу, нависает чёрная сфера (шар), которая способна внедрить в человека разум инопланетного существа. Сам человек при этом внешне совершенно не изменяется, сохраняются его манеры двигаться и говорить. Единственное, что люди с имплантированным разумом никогда не улыбаются — они всегда очень серьёзны. Их оружие — «посредник», после «выстрела» которого любой землянин становится «своим», произнося фразу «здесь красивая местность». «Посреднику» не подчиняются лишь гении, сумасшедшие, дети до пятнадцати лет и те, кто вообще по жизни никогда не умел подчиняться. «Посреднику» подчиняются только те, кто привык подчиняться — все остальные свободны от его влияния. Например, подростки, которые и объявили войну неземным существам. 

    Копию сознания инопланетного существа записывают на некий кристалл и при помощи прибора («посредника») внедряют её в мозг земного человека. Таким образом инопланетный разум полностью подчиняет себе людей, устанавливая над их личностями абсолютную власть. Внешне человек хоть и не изменяется, но он перестаёт существовать как личность и становится носителем чужого сознания. Земные люди потихоньку исчезают, зато вместо них появляются инопланетные Треугольники, которые подчиняются Углам, и Углы, которые подчиняются Линиям.  

   Инопланетные существа, овладевшие человеческим сознанием, пришли на Землю на самом-то деле с благими намерениями — они хотят принести людям счастье, о котором те мечтали на протяжении всей истории человечества. Пришельцы обещают, что люди перестанут болеть, будут жить до трёхсот лет и получат бессмертное сознание, лишённое всех земных предрассудков. Такие понятия, как «любовь», «совесть», «добро», «гуманность» (всё то, что считается целью существования всего земного человечества — во всяком случае, на период 1990 года ещё вроде бы как считалось) ровным счётом ничего не стоит — это всего лишь «мусор» в сознании человека, от которого человечество не может самостоятельно избавиться и поэтому идеализирует его. Инопланетный разум принесёт то, к чему человек стремится сам — пришельцы просто ускоряют этот процесс. Они обещают всем людям Земли счастье, но можно ли сделать насильно человека счастливым? И что вообще такое «счастье»? Неужели оно в бессмертии? 

   В тех довольно немногочисленных отзывах и рецензиях, которые мне удалось найти на данный фильм, «Посредника» очень настойчиво приравнивают к «Сталкеру». Лично у меня не сложилось такого впечатления, будто товарищ Потапов так сильно подражал товарищу Тарковскому, что совсем нечаянно снял копию одного из его фильмов. Эти фильмы, конечно, несколько схожи, поскольку относятся к одному жанру, но в целом — это две  абсолютно разные киноленты, каждая из которых, лично для меня, является прекрасным, достойным образцом качественного советского артхаусного кино. Атмосфера в «Посреднике» куда более мрачная, тоскливая и безнадёжная. В принципе, эта атмосфера и является, на мой взгляд, главной ценностью фильма. Она складывается не только (и даже не столько) из визуального ряда, сколько из ряда звукового. Ни в одном фильме я ещё не встречала такой угнетающей, убивающей своей безысходностью и унылостью музыки. Странные щелчки, стуки, скрипы, хлопки (например, громкий щелчок входной двери, звук падения предмета в лужу, стук ботинок по асфальту) создают атмосферу фильма. «Посредник» снят в грязно-коричневых тонах, движения персонажей в фильме умышленно замедлены, камера подолгу останавливается на конкретных предметах и образах, присутствуют долгие паузы между репликами героев, события развиваются довольно неспешно — как раз всё то, что я так сильно люблю и то, чего мне очень сильно не хватает в современном кинематографе. Тяжелая гнетущая атмосфера ожидания неминуемой катастрофы в виде захвата Земли инопланетянами достигается не приторными компьютерными спецэффектами, а режиссёрской, актёрской и операторской работой. 

   «Посредник»— очень неторопливое и очень созерцательное кино, затягивающее с первых же минут просмотра и держащее в нервном напряжении в течение всего фильма. При просмотре «Посредника» вас однозначно не покинет чувство внутренней тревоги (а если этого чувства у вас не было — оно обязательно появится) и вы на протяжении всего фильма будете находиться в томительном ожидании чего-нибудь ужасного. Даже когда это «ужасное» произойдёт (а оно обязательно произойдёт!), вы будете ждать чего-нибудь ещё более ужасного. И не забывайте про звуковые эффекты — унылые и тоскливые, способные довести любого неопытного оптимиста до маниакально-депрессивного психоза. За безумную и мрачную музыку, ставшей одной из главных изюминок фильма, стоит сказать огромное спасибо джазовому квартету Владимира Чекасина. 

   В фильме «Посредник» отсутствуют скучные и безынтересные персонажи — каждый герой интересен по-своему и за каждым героем стоит талантливая игра актёра. Больше всего мне понравилась актёрская игра Альгиса Матулёниса, сыгравшего, как я уже писала выше, водителя хлебовоза. В течение всего фильма было волнительно наблюдать за его непроницаемым лицом с бесчувственными, а иногда и жестокими глазами. Его лицо очень хорошо смотрится в кадре — образ как нельзя лучше гармонирует с созданной атмосферой в фильме. Матулёнис просто идеально справился со своей ролью, хотя, как мне кажется, в этом фильме нет такого актёра, который бы в своей актёрской игре хотя бы немного сфальшивил или не дотянул бы до заданного уровня. Довольно колоритным персонажем мне показалась и жена инженера Замятина, которую сыграла Инара Слуцка. Именно этих двух героев я бы назвала своими фаворитами.

   В фильме «Посредник» довольно много сцен, способных вызвать у особо впечатлительного зрителя самые сильные эмоции. Первой такой сценой является ситуация с девочкой Дашей (Дарья Сидорина). В её мать — Соловьёву (Валерия Устинова) — сотрудники милиции, уже ставшие Углами и Треугольниками, выстрелили «посредником». Мать бросает дочку среди пустынной улицы, садится в машину и уезжает. Когда в следующей сцене девочка подходит к маме, чтобы показать ей найденного маленького котёнка, мать не видит её, не слышит, не обращает на неё совершенно никакого внимания и продолжает заниматься своими делами. Один из тех героев, чьё сознание уже захвачено, идёт к машине и с силой швыряет девочку, стоящую у него на пути. Она падает на гору пустых деревянных ящиков вместе с маленьким котёнком в руках и теряет сознание — камера останавливается на пустом, устремлённом куда-то вдаль, взгляде Соловьёвой. 

   Вторая сцена, которая не смогла оставить меня равнодушной: мама главного героя Серёжи Беленького (Андрей Тарасенко) пришла в тир, чтобы спросить, не видел ли кто её сына. Так как все присутствующие в тире были уже не совсем людьми (от людей осталась лишь внешняя оболочка), в неё стреляют «посредником». По рации она передаёт Углам и Треугольникам основные приметы собственного сына, добавляя, что его в срочном порядке необходимо уничтожить. Серёжа, находясь в этом же помещении, все видит и слышит. От безысходности он закрывает уши и по причине сильного эмоционального потрясения теряет сознание.Чуть позже Серёжа скажет своей подруге Насте (Олеся Судзиловская) о том, что никак не может вспомнить, как смеялась его мать.

   Сцена самоубийства инженера Замятина (Валерий Сторожик) на глазах его жены по беспощадности и несправедливости немного мне напомнила концовку фильма «Мгла» (реж. Фрэнк Дарабонт, 2007 год — один из моих любимых фильмов), снятого по повести Стивена Кинга «Туман»: победа над инопланетными существами не за горами — до неё осталось всего ничего. Однако чтобы эта победа состоялась, Замятин вынужден пустить себе пулю в лоб, дабы его сознанием снова не завладели инопланетяне. Киселёв, он же Угол-1, скажет «глупо, как глупо», после чего один из его «свиты» выстрелит «посредником» в жену инженера. Она, сидя на асфальте и качая мёртвого мужа словно ребёнка, гладит его по голове, с нежностью поправляет его волосы. «Посредник» уже не может в неё «попасть», ведь, как было написано выше, он не действует на гениев, детей до пятнадцати лет... и сумасшедших. Пожалуй, это самая сильная сцена в фильме. 

   Однако главным героем фильма «Посредник» является подросток, который ещё способен ради спасения человечества, не задумываясь, пожертвовать своей жизнью. На Серёжу Беленького — красивого, молодого, умного парня —ложится самая главная и очень тяжёлая миссия: спасти планету от полномасштабного вторжения инопланетных существ. Именно Серёжа выстрелами из пистолета разобьёт изоляторы на высоковольтной опоре, дабы обесточить радиотелескоп и тем самым прекратить вторжение инопланетян. Он успеет это сделать вовремя — до 19.45, однако сам при этом погибнет. Серёжа лежит на траве, его чистые и ясные глаза устремлены в небо, из уголка красивого рта медленно стекает струйка тёмной-красной крови — возле него стоит Настя. Девушка не плачет, просто молча смотрит, поправляя свои волосы (это движение неоднократно будет повторяться в фильме) — едва уловимым жестом она будто хочет вытереть его струйку крови на своём лице. 

   Инопланетян удаётся изгнать, главный герой погибает, а городской сумасшедший (тот самый странный мужчина в шляпе на велосипеде) произносит свою единственную фразу за весь фильм: «Всё будет хорошо!» И что самое парадоксальное — ты ему веришь, потому что несмотря на всю мрачность и безысходность подобных фильмов, в них всегда заложен глубочайший оптимизм. Главное — суметь его узреть: уж слишком он глубоко зарыт. И хоть эта фраза относится к числу моих самых нелюбимых, давайте-ка ею и закончим: «Всё будет хорошо, даже если для этого нет никаких предпосылок». Всё будет хорошо...