Авральный день - 12 (Радости сансары)

12

— Да, в этом раю счастья уже не будет, - сказал Музыкант, глядя, как члены команды бродят по берегу смурные и не знают, куда себя девать.

Он с рассветом на пару с Поэтом подался на надувной моторке к месту огненного погребения и долго терзал там гитару, сочиняя песню про смерть, перерождение, карму и радости сансары.

Поэта когда-то взяли на борт специально ему в помощь.

У Музыканта было много собственных песен, но поэзия его порой хромала или была чересчур оригинальна по форме и содержанию. Считалось, что это компенсируется хорошей музыкой - но, к примеру, девушки, попавшие в экипаж, соглашались с этим не всегда.

Поэт был другой. Он тоже пел - но либо бардов, либо самого себя под три аккорда и примитивный бой.

— На самом деле я знаю семь аккордов, - уверял он. - Но для песни больше трех не надо.

Он мог сотворить нечто шедевральное - но раз в полгода. И органически не умел сочинять на заказ, по случаю или по просьбе.

Капитан Феликс знал нескольких поэтов, но этот был его личный и довольно близкий друг. К тому же человек с юмором и фантазией. И Капитан инкарнировал его.

Но было это уже после Первой планеты.

А на второй неделе пребывания на корабле, как раз когда Музыкант и Хакер безвылазно возились с программным обеспечением и материальным наполнением студии, у Капитана случился серьезный разговор со Старпомом.

Тот посоветовал не спешить с пополнением экипажа. Ибо это лишь кажется, что вакансий много. А из четырех апартаментов второго уровня пара сразу ушла развеселым девицам - и уже не отнимешь. И шестнадцать суперкают третьего уровня расходятся со свистом.

Когда дело дойдет до действительно нужных людей - их придется селить по-скромному. А это - минус, если Капитан собирается и дальше предоставлять все блага даром, но хочет, чтобы члены экипажа хоть немного работали.

Про корабельную защиту Старпом тогда вспомнил лишь мельком. А вот одну известную сентенцию из мира бизнеса не забыл:

— Если набираешь команду из друзей и знакомых - будь готов к разорению. Никто не станет тебе толком подчиняться, а без этого нет никакого дела.

Старпом на Земле пытался заниматься бизнесом примерно два раза, в обоих случаях разорился и знал, о чем он говорит. Но Капитан проникся не сразу и поначалу перевел стрелки на баб.

Он решил больше не инкарнировать ничьих подружек, любовниц и знакомых, ибо это нарушало атмосферу свободной любви. Только девушек, которых раньше никто не встречал - красивых, молодых и раскрепощенных.

А решимости брать в экипаж мужчин не по знакомству, а ради пользы дела, хватило поначалу только на Эрудита и Историка.

Эрудит был седьмой. Сразу после Писателя, но еще до Поэта.

А Поэт понадобился вроде как для расширения песенного багажа, когда уже пошли первые удачные опыты в студии.

У него было около сотни собственных песен, которыми можно разбавить как общедоступный, так и личный репертуар Музыканта. Особенно если петь их не под три аккорда, а под хорошую аранжировку.

Но неожиданно из Музыканта и Поэта получился удачный творческий тандем. Первый мог сочинить болванку песни едва ли не на любую тему. А второй без труда правил ее на лету. Это было гораздо легче, чем ловить в небе собственное вдохновение.

Наутро после сожжения Хельги они выехали типа как бы на пленэр. Можно было, конечно, взять бот - но с разрешения вахты. А на вахте сидела Юнга, которую Капитан не взял с собой спать.

Не то, чтобы она ревновала - тем более, что Хельга была с Ингерсолом. Но Поэт, заглянув в рубку шлюпа, где Юнга ни свет ни заря что-то читала и записывала, констатировал:

— Она сегодня злая.

И, вопреки обыкновению, не побоялся пересечь ближайшие бухты на лодке.

— Живы будем - не помрем. А помрем - так живы будем, - создал он свежий афоризм и всю дорогу распевал:

Ах, утону я в Западной Двине
Или погибну как-нибудь иначе -
Народ не зарыдает обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут...

При этом он сосредоточенно смешивал вино из тигрового винограда с водкой, вымеряя пропорцию на вкус.

В лагерь они приплыли, когда стало казаться, что дым шашлыков дотягивается аж до гор.

А в лагере было грустно. Только Хельга сияла, расхаживая в камуфляжных штанах и топлесс. Второе за нею раньше не водилось, но даже ее безупречная тренированная фигура не особенно радовала тех, кого тревожили мысли о гиблом месте.

Биолог в отличном настроении потрошил рыбу. Которая была, конечно, не рыбой, а полухрящевым псевдоганоидом. Проходящие мимо частенько бросали на него мрачные неприязненные взгляды.

Только Ингерсол, с довольным видом потреблявший пиво, сегодня был настроен к Биологу дружелюбно, а Хельга, отмахиваясь от его предложений искупаться нагишом при всех, даже просила объяснить: почему же этот псевдогад - все-таки не рыба.

— Потому что гладиолус! - смеялся Ингерсол.

— Потому что у костной рыбы должен быть хребет и ребра. А у ганоидной - хорда и хрящи. Это как у осетра. А тут есть костяной череп и хребет с отростками, от которых отходят хрящи.

— Ну и что?

— А то, что это не промежуточное звено рыб, а эволюционное ответвление в сторону. У них и внутри много чего не как у рыб. Но они уживаются с рыбами в одних экологических нишах. А по всей логике должны вытеснять друг друга. Так устроен мир по Дарвину - побеждает кто-то один. Кукушонок, которому нравятся те же червячки, выбрасывает соловья из гнезда.

— Мне что-то разонравился такой мир, - сказала Хельга.

— А тут у нас как раз выходит не по Дарвину. Значит, либо ускоренная эволюция, которая не успевает подчищать параллели - либо вообще управляемая.

— Все равно ничего не поняла, - помотала головой девушка.

— Учиться, учиться и учиться! - посоветовал, подсаживаясь, Эрудит.

— Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, - оттарабанил Ингерсол. Он был из 1984 года и клятву юных пионеров знал назубок.

Неподалеку Музыкант пел о радостях сансары, но его тоже не очень понимали. Ему казалось, что придумано свежо и оригинально, и Поэт тоже оценил:

— Конгениально! Аж жить хочется!

Он-то знал, что в индуизме и в буддизме колесо сансары считается не радостью, а проклятием. Перерождения во плоти - это цепь мучений, и даже в буддийском раю нет настоящего счастья.

Спасает только нирвана, которую можно трактовать, как вечное небытие, а можно - как отсутствие боли, причиняемой телом.

Но тех, кто силен в буддизме, среди слушателей было немного.

Тогда Музыкант и сказал, что в этом раю счастья уже не будет.

А Эрудит услышал и ответил:

— Есть и другие. Я тут ночью поколдовал с управляемыми зондами. Так тут неподалеку есть очень привлекательный рай. Получше, чем здесь. Тебе, кстати, тоже понравится, - махнул он рукой в сторону Биолога.

— Думаешь?

— Отличное место для базы. Вот смотри...

На этот раз Эрудит был вооружен планшетом, причем большим, в полумягком дендропластовом кожухе и с ремешком через плечо. До сих пор он сидел в теньке под пальмой и что-то сосредоточенно печатал.

Теперь на планшете высветился снимок местности с воздуха. Став светлее и потеряв контраст, он стал фоном для линий топографической карты.

— Тут, с юга, горы. Кстати, те же самые, что и здесь. Массив с отрогами тянется и по берегу, и вглубь. Но тут он кончается и переходит в холмы. Дальше река - не горные речки, как тут, а тихая река с лиманом и пересыпью.

«Пересыпь» Эрудит произнес по-одесски, что немудрено, поскольку он и был из Одессы.

— Так вот - река отрезает холмы и террасы начисто. К северу от нее, на левобережье - шикарная длинная равнина. Пляжи, лагуны, бухты и сплошной райский лес. А за лесом, что характерно - саванна. Не джунгли какие-нибудь.

Он лукаво скосил глаза на Хельгу. Как охотница, она должна была понимать разницу между джунглями и саванной.

Экваториальный лес хоть и богат дичью, но она, как правило, некрупная, одиночная и поди ее найди в многоярусных зарослях.

Оттого в текущем банановом раю уважающие себя стрелки предпочитали охоту горную, а начинающие и неопытные болтались по райскому лесу, пытаясь подстрелить птичку, древозайца, побегайца или свиногрыза.

А саванна - это раздолье. Непуганые стада крупных копытных, стаи птиц в открытом поле и экзотика на любой вкус.

— Наклевывается хороший набор слонов - от карликовых с коротким хоботом до здоровенных белых. Тоже не вполне по Дарвину, особенно если прорисуется сплошная линия - разные стадии эволюции одновременно. Тебе будет интересно.

Он обращался к Биологу, но посматривал на Хельгу. И видел, что ей тоже все интереснее.

— Белые слоны?! - не выдержала она.

— Да. Примерно такие, - он повернул к ней экран.

Там был слон, действительно очень светлый, с бивнями искривленными и сходящимися, как клещи. Бивни были еще белее, чем шкура, а уши заострялись сверху, как распростертые крылья геральдической птицы, отчего во внешнем облике зверя проглядывало что-то демоническое.

Однако видно было, что Хельга пришла в восторг от этой картины. В глазах появился какой-то ведьмин блеск. Только слова, которые сорвались у нее с губ, были совсем о другом.

— Но ведь там не мой рай. И я не прошла по уступу...

— Зато там посреди массива - такая Килиманджара! Хотел бы я посмотреть, как ты на нее заберешься.

— Не в том дело. За уступом - грот. А в нем цветы. Белые... Как этот слон. Я хотела сорвать - на счастье. На Земле не было у меня счастья. И здесь не задалось.

Она посмотрела на Ингерсола и отвернулась. Сказала тихо:

— Мы договорились ночью - не хранить верность. А я бы хранила. Но нельзя отнимать у него счастье.

— Радости сансары надо ценить, - улыбнулся Эрудит.

Музыкант и Поэт давно уже сидели рядом.

— Жизнь становится цепью мучений, только если сам хочешь мучиться, - прояснил свои мысли о сансаре Музыкант. - А маленький рай обязательно наскучит, особенно когда впереди вечность. И тогда один ищет новый рай, а другой мечтает об аде.

— Может, твое счастье - не белый цветок, а белый слон, - подхватил Поэт.

— Тем более, что тут близко. Всего 21 градус к северу. Минут десять на космоботе.

Биолог усмехнулся, сразу прикинув расстояние в километрах. Как от Москвы до Омска. Но на первой космической скорости - и впрямь меньше десяти минут.

— А на мотолете? - спросил Ингерсол.

Он летал на мотолете по Заврийской луне. И прекрасно знал, что универсальные мотолеты, в отличие от атмосферных, тоже способны на космические скорости. Поэтому никто не стал ему отвечать, и он повернулся к Хельге.

— Я отвезу тебя на мотолете. Будет круто. А не понравится - вернемся.

— Когда?

— Да хоть сегодня.

— Ничего, если мы составим вам компанию? - спросил Эрудит. - Места для уединения там много.

Ингерсол, может, и хотел бы возразить, но Хельга улыбнулась новой, мягкой улыбкой и сказала:

— Ладно.

Оглавление