Девять лет… Целая жизнь, и в то же время – лишь миг. Девять лет назад я, тогда еще активный в своем основном блоге блогер, опубликовал пост.
Он был о немом свидетеле времени – заброшенном еврейском кладбище «Южное-1» в Гомеле.
Помните ту фотоподборку?
Одна из тех старых, пыльных плит (если можно так назвать такой образец советской похоронной культуры), поросших мхом, украшает и этот текст.
Тогда я много писал о погребальных обрядах разных народов – от зороастрийских «башен молчания» до индуистских погребальных костров на Ганге. Но еврейская традиция прощания с усопшим оставалась для меня терра инкогнита.
Не то чтобы я не искал – информация была скудна, разрозненна, словно умышленно сокрыта от посторонних глаз. А может, просто не там искал.
И вот, днями, в руки мне попалась книга. Не громкое исследование, а скорее тихий, мудрый рассказ о том, как провожают в последний путь в иудаизме.
Она открыла мне мир, где скорбь обретает форму ритуала, а память становится священным долгом.
Не буду грузить вас, почтенный читатель, всеми тонкостями Галахи (еврейского закона), но поделюсь тем, что тронуло меня до глубины души, что перекликается с моими собственными воспоминаниями о тех, кого уже нет.
Помните ли вы ту фразу, которую евреи произносят об ушедшем? «Да будет память о нем (о ней) благословением» – «Зихроно ливраха» (для мужчины) или «Зихрона ливраха» (для женщины). В ней – вся суть.
Иудаизм, в отличие от соседних религий, не спекулирует подробностями загробного мира. Его фокус – здесь, среди живых.
Как сохранить благословенную память?
Как достойно проводить?
В этом – мицва, священная заповедь.
Скромность и Скорбь: Путь к Земле
Первое, что поражает – это скорость и простота.
Тело должно упокоиться в земле как можно скорее (исключая Шаббат и большие праздники). Никаких долгих прощаний в залах, никаких публичных показов – это считается недостойным.
Сначала – Тахара, ритуальное омовение, совершаемое с величайшим почтением членами особого братства («Хевра Кадиша»). Никакого бальзамирования – только чистота и возвращение к праху. Гроб – простой, деревянный, без металла, а то и вовсе лишь саван (особенно в Израиле). Никакой мирской роскоши в могилу – только человек и его душа перед Создателем.
И вот момент у могилы.
Сердце сжимается от ритуала Кирия – разрывания одежды.
Ближайшие родственники надрывают край своей рубашки или куртки (сейчас часто заменяют черной лентой, которую потом рвут). Родители – над сердцем, слева. Остальные – справа. Этот древний жест – крик души, вопль скорби и одновременно акт смирения перед Волей Всевышнего.
«Господь дал, Господь взял». Это невероятно сильный, зримый символ разрыва, боли.
И затем – каждый скорбящий берет лопату. Бросить горсть земли на гроб – не просто формальность. Это последнее, самое тяжелое прощание, последняя услуга, последнее «проводить».
Звук земли, стучащей по дереву… он навсегда остается в памяти.
Дом Траура: Семь Дней Шивы
После возвращения с кладбища начинается Шива – семь дней глубокого траура в доме усопшего. Мир как будто сужается до стен этого дома.
Скорбящие сидят на полу или низких табуретках – знак опустошенности.
Работа, развлечения, музыка, даже обычные радости жизни – под запретом. Уход за собой сводится к минимуму – ни душа, ни бритья. Зеркала завешивают – не до тщеславия, когда душа разбита.
Дом наполняется тишиной, прерываемой лишь шепотом молитв и… воспоминаниями.
Сюда приходят друзья, соседи, члены общины.
Не с пустыми руками – обычно с простой едой, ведь скорбящие не должны думать о хлебе насущном.
Главное – их присутствие.
Они слушают, они говорят об ушедшем, они свидетельствуют о его жизни, его делах, его доброте. Это не поминки в нашем привычном понимании с застольем.
Это – создание живой памяти, поддержка общиной тех, кто в самой сердцевине горя.
Именно здесь, в этой тишине и рассказах, начинает оживать то самое благословение памяти.
Кадиш: Молитва Жизни среди Скорби
И звучит Кадиш.
Эта удивительная молитва, произносимая на арамейском языке, не содержит ни слова о смерти или усопшем! Она – гимн Величию Бога, прославление Его Имени и мольба о скорейшем пришествии мира.
Ее читают скорбящие. Но не в одиночестве.
Только в миньяне – кворуме из десяти взрослых евреев (в ортодоксальных общинах – мужчин, в прогрессивных – мужчин и женщин). Это ключевое правило!
Почему?
Потому что скорбь не должна изолировать. Община собирается вместе, чтобы публично возвеличить Имя Бога и вписать память об усопшем в ткань этой общинной жизни.
Ушедший – не вычеркнут, он здесь, в молитве, в собравшихся вместе. Чтение Кадиша – акт веры и связующая нить. Его произносят несколько раз в день в течение траурного периода: 30 дней для большинства родственников и целых 11 месяцев для потерявших родителя. И затем – каждый год, в Йорцайт (годовщину смерти по еврейскому календарю), память вновь оживает в словах этой древней молитвы.
Камешек на Память: Вечность в Малом
И еще один символ, простой и вечный.
Придя на еврейскую могилу, вы не увидите там цветов.
Вместо них – камешки, аккуратно положенные на надгробие. Этот обычай имеет глубокие корни: от простого обозначения «Я был здесь» (как кочевники отмечали путь камнями) до символа вечности и нерушимости памяти (камень не вянет).
Каждый камешек – это тихое «Зихроно ливраха», сказанное руками.
Надгробие (мацева) устанавливается не сразу – иногда через месяц, иногда почти через год, давая время земле осесть, а скорби – немного устояться. На нем – имя, даты, иногда простая эпитафия. И камешки. Молчаливые страницы памяти.
Личные струны
Почему все это так отозвалось во мне?
Когда я бродил среди заброшенных плит «Южного-1», снимая их для того давнего поста, я думал о времени, о забвении.
Теперь я понимаю глубже.
Эти камешки, эта простая достоинство погребения, эта общинная поддержка в Шиве, эта мощь Кадиша, произносимого вместе – все это о противостоянии забвению.
Оно заставило меня вспомнить моих дорогих учителей из десятой школы. Их терпение, их мудрость – разве это не благословенная память?
Вспомнились соседи по Портовой, в нашей «хрущевке». Тесные коридоры, общие радости и горести – целый мир моего детства и юности. Их лица, их голоса… Они ушли, но память о них – теплая и живая.
И особенно – еврейские подруги моей мамы, Ушаковой Желендины Павловны (какое красивое, редкое имя).
Помню их яркость, их особый юмор, их разговоры с мамой, от которых пахло чем-то незнакомым и далеким. Они уехали в Израиль в 80-х. И чувства – нежность, уважение, легкая грусть от разлуки – сохранились.
Где они теперь? Живы ли? Скорее всего уже нет (моя мама умерла в 2024 году в возрасте 95-ти лет.
Эта книга о похоронных традициях как будто протянула ниточку и к ним, к их корням, к их вере, к тому, как их, когда придет время, будут провожать по законам их предков. По законам, где главное – благословенная память.
Вот она, суть. Еврейские похороны – это не просто обряд погребения.
Это начало пути памяти, который длится годами, десятилетиями, веками.
Пути, где скорбь облачена в ритуал, но сердцевина его – любовь и верность тем, кто ушел.
Пути, где каждый камешек на мацеве, каждое прочтение Кадиша в миньяне, каждое воспоминание, рассказанное во время Шивы – это кирпичик в вечном памятнике: «Да будет память о них благословением». И в этом – великое достоинство и утешение.
Посвящается:
Светлой памяти моих дорогих учителей средней школы №10 г. Гомеля.
Светлой памяти моих любимых соседей по дому на ул. Портовой.
Светлой памяти еврейских подруг моей мамы, Ушаковой Желендины Павловны, из Речицы, с теплом вспоминаемых и после их отъезда в Израиль.
#еврейскиетрадиции #похороны #иудаизм #траур #память #Шива #Кадиш #Гомель #ностальгия #история #культура #миньян #ЗихроноЛивраха #Речица #ПамятьПредков
