Все мы родом из детства

С этого рассказа начинается моя первая прозаическая книжка "Кусочки памяти":

"Все мы родом из детства" – такая же банальнейшая фраза, как и "Года летят". Но мы – все оттуда, а они – всё равно летят.

Это время связано с Томском, где я очутился после Ленинграда, Москвы и Новосибирска – папа был офицером, часто переводили. Фото – я у папы на руках:

Позже и сам стал офицером, поездил... А пока что – Томск – Таёжное Отдалённое Место Ссылки Каторжников. Последних никто не видел, зато зэков – каждый день сотнями. Они много строили, в том числе, построили Дворец спорта:

Зэков возили в длинных железных машинах с несколькими крошечными зарешёченными дырками под самой крышей машины. Дырки предназначались для доступа минимума воздуха, и из них всегда кто-то выглядывал. Родители строго запрещали общаться с зэками, и всегда говорили, что от них нужно держаться подальше… А мы таскали им из дома консервы, чай, сахар, за что они давали нам ножички и ручки с наборными рукоятками из разноцветного оргстекла…

Старое – следом

Вам не знать состоянье это,
и не время сейчас объяснять.
Лучше вспомнить то самое лето,
когда было, куда бежать...

Когда было всё просто, как будто
точно знали, что и зачем.
Заколдованные от предрассудков,
и свободные от проблем.

Всё должно было так и быть.
Не задумывались. Просто жили.
Точно знали, куда нам плыть,
и с попутным ветром дружили.

И никто ни на что не надеялся –
мы уверены были в хорошем.
Если кто-то над нами подсмеивался –
то внутри колобродило: сможем!

Мы карбидом пугали прохожих,
чтоб не лезли в дела наши важные.
А участковым строили рожи –
мент поганый, хуля докажешь?..

Заключённым таскали на стройки
чаёк с хлебушком, и папироски –
помню запах их, приторно горький,
и не нужно лишних вопросов.

Но для нас они были – люди,
хотя многие так не считали.
Малолетки без лишних иллюзий,
как могли, мы им помогали.

А в ответ – острейшие ножички,
рукоятки – пластмассно блестящие.
Из-за этого, может быть,
ощущали мы себя настоящими.

А ещё – помогали драть когти,
рисовали в подробностях местность,
караулили дерьмо в ночлежках,
сознавая всю неизвестность.

Уж потом – раскрывали тайны
тех убежищ, которые знали.
Это было совсем не случайно,
мы прекрасно всё понимали.

Спустя годы, так уж случалось,
я встречался с людьми незнакомыми.
Может быть, кому показалось,
но из нас никто не был новым

ни попутчиком, ни соседом –
и не встретившимся нечаянно.
Потому что старое – следом,
потому что оно – нескончаемо.

---

Квартира, в которой мы с сестрой жили с родителями, была единственной на первом этаже первого подъезда, потому что с другой стороны дома располагался магазин "Галантерея – Парфюмерия". Из-за этого магазина потолки в квартире были высотой около 4-х метров. Ой, как папа мучился, когда белил их! А мама требовала побелки два раза в год, потому что папа курил в квартире, везде, во всех комнатах.

По вечерам и ночам слово "Галантерея" сияло красным цветом, слово "Парфюмерия" – зелёным, а чёрточка между ними была синей. Красотища! Ко времени включения этой иллюминации вся ребятня собиралась у входа в магазин и завороженно ждала, когда же неон засветится! Свет включался с лёгким потрескиванием, после чего буквы переставали мигать, начинали гореть ровно, но периодические щелчки сохранялись. Сейчас вход в магазин выглядит вот так:

Магазин – это на мирное время. На случай войны это помещение предназначалось для размещения военного штаба. Из магазина вёл ход в подвал дома – вроде как обычный подвал, но после спуска в него по лестнице, с правой стороны, были массированные железные двери, вход в бомбоубежище. Сейчас об этом можно говорить: дом был предназначен для специального офицерского состава. Вот он, дом детства, крайнее окно справа на первом этаже – это зал, левее – окно комнаты родителей.

Кроме обычных кладовочек, в подвале была столярная мастерская. Оборудовал её отец друга Юрки, и шабашил там. Запах опилок был обалденным. От родителей осталась гардина для штор – он делал – у меня она на кухне сейчас висит, не могу отказаться…

Ещё в подвале был спортзал "самодельный", его оборудовал сын милиционерши (они жили в этом же подъезде на третьем этаже). В этом спортзале он учил нас лупить грушу руками и ногами, и никогда не сдаваться… Именно там, сидя на старом продавленном диване, я в первый раз услышал песню "Синий синий иней", и она мне очень понравилась.

А в подъезде с третьего этажа на первый мы спускали парашюты, смастерённые из бумаги и ниток – нравилось это занятие.

В квартире родителей было три больших отдельных комнаты. Дверь в комнату, в которой я жил со старшей сестрой, была с четырьмя матовыми стёклами. Однажды сестра закрылась, и не пускала меня – я и бабахнул кулачком по стеклу. Оно разбилось, а я – долго ходил с повязкой…

Коридор был просто огромнейший, я по нему катался на трёхколёсном велосипеде…

Папе установили телефон, чёрного цвета, который стоял в коридоре на тумбочке. Родители купили справочник абонентов г.Томска. Это сейчас есть понятие "персональные данные", которое, в общем-то, ни о чём. А тогда всё было в порядке вещей, никто не заворачивался.

Читать с другом Юркой, жившим на втором этаже, мы научились рано. Меня учили родители, я учил его. Читаем справочник: так, так, так, – вот! Фамилия – Пук. Кореец, однако. Снимаем трубку:

– Это квартира Пук?
– Да.
– ПОЗОВИТЕ ГЛАВНОГО ПЕРДУНА! Мы были несмышлёными…

Что за национальность была у Юрки – мне было всё равно, но фамилия у него была интересной – Кабарда.

У Юрки тоже была трёхкомнатная квартира. Он с сестрой, с матерью и отцом жили в большой комнате, и мы постоянно бегали друг к другу в гости. В смежной комнате, маленькой, жили старик со старухой, по чьей линии – не помню, видимо, по линии отца. Старик всегда ходил в сапогах, начищенных до блеска, на голове – старая синяя фуражка, и на пиджаке – орденские планки. Часто выходил во двор и дымил. А старуху свою не выпускал на улицу до тех пор, пока она не накрасит губы.

В третьей комнате, отдельной, вход с коридора, жил Игорь с матерью, мой с Юркой ровесник, отца у него не было. В этой комнате, лёжа на полу, мы втроём часто смотрели телевизор, – маленький, чёрно-белый: мать Юрки постоянно была на работе, и видимо, не на одной…

Проводка во всей нашей квартире была наружная, то есть скрученные провода шли по всему периметру коридора и крепились к стене небольшими, интересными белыми роликами. Переехав в Новосибирск, оказалось, что бывает и по-другому – и это было здорово…

На кухне стояла плита – самая настоящая, с тремя комфорками, состоящими из двух чугунных колец, которая топилась дровами и углём – на случай войны, если не будет электричества. Раковина тоже была чугунной – мама об неё точила ножи, и это было условным сигналом для кота – сейчас будет мясо! Услышав, он сразу прибегал и ждал, периодически нетерпеливо мявкая.

В ванной был установлен титан – опять-таки на случай войны, чтобы греть воду. Летом ванна постоянно заполнялась грибами – сутками чистили – отец был грибником, часто ездили далеко за город на военных машинах. Там, в лесу, я от папы усвоил несколько правил, одним из которых было: нельзя в лесу выпивать всю воду и съедать все продукты, всегда нужно оставлять запас на случай, если заблудишься. А вторым главным правилом было: нельзя всё время смотреть под ноги, ища грибы. Нужно и оглядываться по сторонам, чтобы не напороться на сучки, не провалиться в яму, и запоминать, куда идёшь. И обязательно нужно слушать лес – может случиться всякое.

Папа тогда работал в военном училище связи, и периодически на военной машине дружная компания родителей (мужчины, женщины, дети) ездили в лес далеко за город. Училище связи:

Поскольку путь был далёким, машина периодически останавливалась, и папа, как старший машины, командовал: – Мальчики – налево, девочки – направо. Как-то я спросил, почему всегда так? Оказалось, это для того, чтобы "девочкам" не нужно было дорогу переходить, ведь движение было правосторонним. На фото – папа справа, в фуражке, и конечно, со своей любимой папироской "Беломорканал":

По грибы

Папа – меня, маленького,
всегда брал с собою в лес.
Прогулки мне эти не нравились.
Ну, на хрен мне этот лес?

Когда наступает жара,
невольно вспоминаешь о прохладе,
природе говоря – "Пора,
экспериментов больше не надо!"

Не нахожу себе места,
нет воздуха над головой.
Папа, мне не хватает леса,
в который мы ходили с тобой...

Папа, я прошу прощения
за то, что тогда сказал.
Мол, эти походы – принуждение.
Я многого тогда не понимал.

Вот и сейчас, бродя по лЕсу,
я внутренне ощущаю:
какие-то сомненья бесполезны.
Мне просто тебя не хватает.

Следуя твоим советам,
плюю я на комаров,
да задерживаюсь на полянках прогретых,
чтобы кровь разогнать коньячком.

Ягоды – дело случая,
но постоянно ищу грибы.
Только у меня так не получится,
как это делал ты.

Как-то, плескаясь в той самой ванне, где частенько отмачивались грибы, я стал брызгать водой на лампочку (она почему-то была без плафона). Лампочка грохнула, я заревел, чуть в ванне не захлебнулся, мама откачала…

Подобый случай был и с термометром. Я его поднёс к лампочке у папы в комнате. Ртуть зашкалила, и это дело мне понравилось. Дай, думаю, маме покажу, похвастаюсь. Но я же умныл был, и понимал: чтобы до мамы донести, нужно термометр подольше у лампочки подержать. Только после того, как он взорвался, было нечто… Включая незнакомых людей в резиновых одеждах и моей повязке на глазах, которую снимали, только чтобы протереть глаза…

Про туалет не буду, до сих пор страшно…

Во дворе дома стояли железные гаражи, рядом с настоящей голубятней! И сейчас стоят, но голубятни нет. Мы на крышах этих гаражей частенько просиживали, общались, дурачились. Владельцы машин были не против, хотя крыши гаражей прогибались.

Рядом – площадка с двумя стальными трубами, между которых взрослые иногда натягивали сетку и играли в волейбол. Как-то зимой захотелось лизнуть блестящий столб. Хорошо, что был не один. Мама прибежала с чайником, а мне пришлось пару дней через трубочку что-то жидкое глотать…

Мастерили ружья, которые стреляли пульками. Приклады разукрашивали, как могли, а снизу вдоль всего ствола маленькими гвоздиками крепили бахрому, чтобы было как у индейцев.

Частенько лазили по чердаку, но там нас всегда ловили – жители третьего этажа слышали, как кто-то ходит над головой, и это никому не нравилось. Один раз даже милицию вызвали, но от милиционера удалось спрятаться, убежав в дальний угол и спустившись по пожарной лестнице.

Как-то осенью папа купил целую машину арбузов! Машина подъехала к подъезду, и папа с мамой носили эти арбузы в подвал, в нашу кладовочку. Для меня они были слишком тяжёлыми, я только наблюдал за процессом. Ели мы их каждый день, всю зиму. Фото (наши дни) – дверь в подъезд и слева два окна, кухни и нашей с сестрой комнаты:

Много позже я узнал, что это была машина из военного училища, где папа работал, и она развозила арбузы всем желающим с какой-то базы. То есть папа купил не целую машину арбузов…

Во дворе стал появляться мотоцикл "Ява" – новенький, блестящий. Какой-то чувак ездил к одной жительнице дома. Приезжает в очередной раз, мотоцикл на стопор. Он же блестит весь! Я и потрогал ладошкой самую блестящую часть – где-то месяц повязку носил – меняли ежедневно, чтобы мазь освежить…

Рядом с домом стоял детский сад, и сейчас стоит. Мы к детсадовцам относились свысока, потому что были "свободными" в отличие от них. Иногда с ними случались "войны". В одной из таких мне куском ограды в морду прилетело – кровища… Небольшой шрам на носу остался. Так ведь и мамы дома не было, соседи помогли. Вообще, все жили дружно.

А ещё – мы любили через окна смотреть мультфильмы, вместе с детсадовскими ребятишками, которые сидели внутри помещения. Это были, так сказать, вечерние сеансы. Звука не было слышно, но это было не важно. Воспитатели нас видели, но не прогоняли. Мы ведь сидели на длинной крыше спуска в подвал, поэтому свалиться никуда не могли.

Любимым занятием зимой было строительство крепостей. Сугробы были большими, потому что дворники работали добросовестно, все дорожки, подходы к дому и дворы всегда были очищены от снега. Крепости были с "подземными" переходами – как кроты, мы рыли этот снег, и ползали там. Правда, потом всю одежду приходилось сушить на батареях, но они были очень горячими, поэтому никаких проблем не было.

А летом главным увлечением, конечно, были велосипеды. Как только мы не извращались, украшая своих двухколёсных друзей! Сейчас это выглядело бы смешным. Благодаря велосипедам были объезжены практически все уголки города, и это было очень интересно. Покажу пару старых мест, которые тогда не были старыми!

Ещё нравилось класть на трамвайные рельсы всякие железки. В основном – монетки, они после проезда трамвая превращались в очень тонкие лепёшки, которыми мы играли. Если положишь гвоздь – получится настоящая шпага или сабля, только подточить немножко нужно. Пробки от бутылок клали, шпильки, булавки, – было интересно, что получится.

Из Томска я уехал, когда учился в пятом классе. И только в сентябре 2014г. вернулся туда на три дня. В числе моих прочих запланированных "мероприятий", конечно, было и это подкладывание монеток под колёса трамвая. Результат не тот, новые трамваи стали намного легче. А рельсы остались прежними, старенькими:

Через дорогу начали строить дома. Третий этаж готов. Зима, Сибирь, сугробы охрененные. Слабо? Да кто же струсит. Нас было четверо или пятеро. После вторых прыжков одному не повезло – напоролся на штырь, торчащий из земли, в сугробе. Выжил, но на этом прыжки закончились…

На той же стройке придумали ещё развлечение. Между двух стен клали доску, по которой нужно было пройти с завязанными глазами. Высота от пола – метра два. У всех всегда получалось, но один раз парнишка сорвался и сильно расшиб коленку. Родители во дворе разбирались, чья же это была инициатива, но мы молчали. Один за всех, и все за одного! А когда у этого бедолаги родителей дома не было, мы носили ему конфеты, печенье, лимонад.

Вскоре на стройку завезли трубы, метров по 2,5 в длину, и около метра в диаметре. Появилась новая забава – один ложится внутрь трубы, остальные её ногами катят от забора до забора. Больше двух перекатов никто не выдерживал. Там, внутри трубы, ты постоянно переворачиваешься, стукаешься о трубу всеми частями тела, на тебя всякая дрянь сыплется… Всё закончилось тем, что один товарищ сильно язык прикусил. И как его угораздило? Опять разборки и поиск зачинщиков…

Следующее занятие на стройке было безобидным. Дом уже сдавался и, когда рабочие уходили домой, мы открывали банки с краской, брали кисти и красили всё подряд. Стены красили, подоконники, перила. Тут вроде всё хорошо было, мы не баловались и не пакостили. Правда, рабочие потом сильно матерились, перекрашивая коричневые подоконники и белые перила.

Метрах в ста от дома был ипподром. Самый настоящий, где проходили скачки, бега, соревнования "колясочников". Вот, где на фотографии стоит кирпичный забор, был деревянный (он стоял вокруг всего ипподрома):

Сейчас ипподрома нет – построили новый жилой комплекс. Но тогда он был, и каждой весной, когда таял снег, мы катались на плотах. Как-то решил с плота на плот перейти, а друг не заметил, и оттолкнулся шестом… Голова – над водой, остальное – снизу. Ребята помогли забраться на плот, потом работали тремя шестами. Как дошёл до дома – не помню, – сильно холодно было, и плакал. Мама водкой растирала, в рот водки влила, спал потом…

Зимой этот ипподром чистили снегоуборочными машинами, по периметру от краёв к центру. Как же интересно было ложиться под падающий сверху снег! До тех пор, пока пустая бутылка не стала причиной сотрясения мозга – Вовке не повезло…

---

Куда-то исчезла старая, чёрно-белая, одна из моих любимых фотографий. На ней – папа в окружении своих друзей (у родителей была очень дружная и весёлая компания) – ведёт меня за ручку. Все в светлых, длинных и широких пальто, в шляпах. Модники, однако…

Немного позднее была водная прогулка на катере по Томи на какой-то остров. Купались, загорали, рыбу ловили, костёр жгли… Эта фотография сохранилась – мне 12 лет:

А компания родителей – тут что-то помню сам, что-то мама рассказывала. Обычно собирались в нашей квартире, потому что комнаты в ней были большими. Как-то мама одной приятельнице невзначай обмолвилась: – Денег-то не хватает на такие посиделки. А та ей: – Да ты что, Галина! Ну, звонят тебе, что, мол, встречай, мы сейчас придём – а ты – по рубчику, по рубчику! Вот и всё!

Если собирались на какие-нибудь праздники, то задолго до начала застолья к маме приходили женщины, помогали готовить, а потом они на кухне красили брови, так сказать, красоту наводили. Какой-то порошок размешивали в столовой ложке, с водой, а потом ещё и поджигали эту смесь. Далее на кончики спичек наматывали небольшие кусочки ваты, тыкали в эту жидкость и рисовали на бровях. Во как.

Непременными блюдами были солёненькие грибочки, в основном грузди (сами же их собирали), и селёдочка солёная, с лучком, политая подсолнечным маслом и раствором уксусным. Обязательно песни пели, дружно и самозабвенно, один из папиных друзей хорошо играл на аккордеоне. Многие из этих песен я помню. Всегда пели песню про ТПИ – Томский политехнический институт, в котором преподавателями на военной кафедре работали два папиных друга.

Опять-таки позже, узнал, что слова они сочинили сами. Но в оригинале эту песню я услышал, когда служил в Каракалпакии – ходили к кому-то, и её передавали по радио. Я был очень удивлён – вот так единственный раз в жизни и услышал настояший текст.

Обязательный ритуал – фотографирование. У папы был старенький (по сегодняшним понятиям) фотоаппарат "Смена", на котором он и учил меня искусству фотографирования. А вспышка была – это нечто! Необыкновенно здоровенная лампа, которую можно было включать только на пару секунд. Включил, щёлкнул кнопочкой фотоаппарата, и сразу выключил. При этом лампа-вспышка успевала разогреваться до полного безобразия. Её папа хранил в отдельном чемоданчике.

Далее – компания разбивалась на две группы. Женщины оставались за столом и, видимо, говорили о своём, о женском. Точно не знаю, потому что я всегда уходил с мужчинами в комнату родителей, где гости-мужчины за папиным рабочим столом расписывали преферанс и много курили, это было в порядке вещей. А я играл на полу.

В этой комнате стоял шкаф, вплотную к нему – железная кровать с высокими железными спинками, используя которые, я добирался до самого верха шкафа, где у меня хранилось много интересных вещей.

По окончании вечеринки все провожали друг друга, и родители брали меня с собой "подышать воздухом перед сном", а сестра оставалась дома. Провожая тётю Асю, мы проходили мимо её работы – она работала экспертом в КГБ, и снабжала меня фотоплёнкой и реактивами. Здание КГБ:

Плёнка была на 16 единиц, в то время как в магазинах продавалась на 500, 250, 180, 65(64) и 32 единицы. То есть на эту плёнку можно было снимать даже очень мелкие вещи – всё чётко фиксировалось. И ещё момент – по всей видимости, она была в больших рулонах, потому что тётя Ася отматывала её на глаз, приносимые ею рулончики всегда были разными по длине.

Не буду умалчивать, компания всегда останавливалась перед этим мрачным зданием, бутылочка водки и стопочки были с собой, в карманах. Разливали, выпивали, мужчины закуривали, и только потом шли дальше.

Как-то у мамы спросил: – А почему вы всегда так делаете? Мама ответила, что в таких организациях работают плохие люди, но дела решаются о хороших людях, подрастёшь – сам узнаешь.

– Но ведь тётя Ася хорошая?

– Тётя Ася хорошая, она ведь эксперт, всегда говорит правду.

Наверное, этот ритуал был своеобразным молчаливым протестом компании против того, что мне ещё было неизвестно.

Да что говорить, хорошее время было. И к этой беззаботности я обязательно ещё вернусь.

Я ностальгирую по охре
свежеокрашенных домов,
которые неспешно сохли
в тени стареющих дворов.

Я ностальгирую по пыли
от нас закрытых чердаков
и окон, что "на праздник" мыли
без специальных порошков.

Неистребимый затхлый запах
бомбоубежищ во дворах –
и мало чести, больше страха
во время спуска на тросах.

Мы находили на помойках
электролампы ЭВМ,
и лазили по новостройкам –
счастливые, и без проблем…