В православии есть одно очень важное, но сложное слово — "обожение". От него веет тайной и заумью. Что оно значит? Становимся ли мы маленькими богами? Или это просто метафора хорошей жизни?
Богословы спорят о тонкостях, но для нас, простых верующих, главное — понять суть. Сегодня я постараюсь разобрать это понятие с помощью самого точного и древнейшего образа из святых Отцов Церкви.
Представьте себе кусок холодного, черного железа. И представьте раскаленный огонь. Обожение — это когда вы кладете этот кусок железа в огонь. Что происходит? Железо не перестает быть железом. Его природа (сущность) остается прежней, она не меняется и не исчезает. Но оно пропитывается свойствами огня: становится красным, горячим, начинает светить и жечь. Оно действует как огонь, но остается железом.
В нашем случае, железо — это человеческая природа. Огонь — это Бог, Его Божественная энергия и благодать. Мы призваны соединиться с Богом так тесно, чтобы пропитаться Его святостью, Его любовью, Его светом. Мы не сливаемся с Ним, не становимся Богом по сущности (как если бы железо стало огнем), но становимся "богами по благодати" (как железо становится горячим и светящимся).
Почему я пишу об этих богословских спорах простыми словами, без сложных терминов и академических формулировок? Дело вовсе не в том, что тема не заслуживает погружения. Напротив — именно потому, что она слишком важна, чтобы оставаться запертой в университетских аудиториях и специализированных журналах.
Представьте себе сад с прекрасными плодами, окруженный высоким забором с замысловатыми узорами. Ученые-богословы, как садовники, много лет изучали каждый лист, каждую ветвь, научились называть каждую деталь на специальном языке. Это их работа, и она нужна. Но что делать тем, кто голоден и стоит за забором? Разве плоды созданы только для садовников?
Христос говорил притчами о посевах и жатве, о закваске и потерянных монетах — не потому, что истина была для Него простой, а потому, что Он хотел, чтобы каждый — рыбак и мытарь, женщина у колодца и римский сотник — мог прикоснуться к ней сердцем. Святые отцы Церкви, чьи учения обсуждаются в этой статье, тоже начинали не с терминов, а с жизненного опыта общения с Богом.
Я выбрал простой язык не для упрощения, а для освобождения. Богословие, оторванное от жизни обычных людей, рискует стать мумией вместо живого организма. Когда мы говорим о спасении человека, об обожении, о том, как Бог приходит в нашу жизнь, — это слишком важно, чтобы оставить это только для специалистов.
Может быть, именно простой вопрос прихожанина: "Как мне стать ближе к Богу?" — важнее всех академических споров о различии ипостаси и природы. Поэтому я старался перевести "язык богословия" на язык сердца — не отсекая глубины, но открывая доступ к ней. Как переводчик древней поэмы, я стремился передать не только точный смысл, но тепло и живую силу слов.
Возможно, простые слова помогут вернуться к живому благоговению — тому, ради чего и существуют все богословские дискуссии.
А теперь о спорах великих богословов.
Представьте, что спасение — это путь домой. Один богослов говорит: "Дом освещает благодать Божия, как солнечный свет согревает землю — мы принимаем это тепло, но не сливаемся с солнцем". Другой возражает: "Спасение — это не просто тепло, а приглашение в семью. Бог усыновляет нас, и мы становимся Его детьми, храня свою свободу".
Этот спор отражает два направления в православной мысли XX века: неопаламизм (В.Н. Лосский) и персонализм (митрополит Иоанн Зизиулас). Оба ищут ответ на вопрос: "Как человек, оставаясь собой, соединяется с Богом?" Разберем их идеи просто, без сложных терминов.
В.Н. Лосский, как и многие выдающиеся русские мыслители его круга, стремился защитить свободу человеческой личности. Он видел серьезную опасность в тех учениях, где человек в итоге "растворяется" в Боге, теряя свою уникальность (он полемизировал, например, с некоторыми идеями софиологии о. Сергия Булгакова).
Его главный образ: Бог — как Солнце. Мы не можем слиться с Ним, как нельзя физически слиться с солнцем. Но Его свет и тепло (то, что богословы называют Божественными энергиями) проникают в нас и преображают. Это как солнечные лучи, которые дают жизнь растениям: растение получает энергию, растет и цветет, но само не становится солнцем.
Лосский подчеркивает: Бог непостижим в Своей сущности. Мы никогда не сможем понять Его полностью, как не можем смотреть на солнце без мощной защиты. Но через благодать (Его энергии) Он действует в Церкви, Таинствах и молитве. Это Его "руки", простертые к нам.
А Святой Дух охраняет нашу свободу. Он не стирает нашу личность, а помогает ей расцвести, как дождь помогает каждому цветку раскрыться по-своему. Лосский боялся, что если сделать акцент на полном, мистическом "слиянии", человек потеряет свою волю и ответственность. Для него спасение — это не стирание личности, а её просветление и обожение Божией благодатью.
Митрополит Иоанн (Зизиулас), греческий богослов, смотрел на спасение совсем иначе — через призму личных отношений. Для него главный образ — это Святая Троица: три Лица (Ипостаси), живущие в совершенной любви и свободе.
Его главный образ: Бог — как Отец, который усыновляет нас во Христе.
Представьте семью, где дети не теряют своей уникальности и индивидуальности, но их жизнь наполнена глубочайшим общением и любовью с родителями. Так и здесь.
Спасение для Зизиуласа — это не просто "тепло от Солнца" (как у Лосского), а личная встреча и вступление в семью.
Христос принимает нас в Свою жизнь, как ветка прививается к лозе (Ин. 15:5), но при этом не перестает быть собой, своей уникальной веткой.
"Усыновление" — вот ключевое слово. Мы становимся детьми Божиими не по природе (как Сын Божий Иисус Христос), но по благодати — через наше свободное согласие жить в любви. Святой Дух не просто дает нам безликую "энергию", а вводит нас в общение с Отцом и Сыном, как крепкая дружба объединяет совершенно разных людей, не делая их копиями друг друга.
Почему митрополит Иоанн критиковал Лосского?
Зизиулас считал: если говорить только о "божественных энергиях" и апофатике (непознаваемости Бога), то Бог может превратиться в абстрактную силу, а спасение — в некий механический процесс принятия тепла.
"Можно ловить солнечные лучи, — образно говорил он, — но важно видеть, Кто их посылает и Кто нас любит. Бог дает нам не только Свои дары, Он дает Самого Себя — через Лица Троицы, в личном общении".
Что объединяет обоих богословов?
Несмотря на разные акценты, Лосский и Зизиулас едины в главном:
Они оба категорически отвергают пантеизм ("Бог во всём"). Человек навсегда остается тварью (сотворенным существом), но призван к глубочайшему личному общению с Творцом.
Оба опираются на Святых Отцов Церкви. Лосский черпает вдохновение в основном у святителя Григория Паламы (XIV в.), а Зизиулас — у Каппадокийских Отцов (IV в.) и преподобного Максима Исповедника (VII в.).
Оба защищают свободу человека! Ни один из них не видит спасения в "программировании" человека Богом или насильственном его обожении. Требуется свободный ответ человека на призыв.
Итог этого богословского спора можно резюмировать так.
Православная христианская вера — это не монолит из застывших догм, а живой диалог и поиск Истины (пусть иногда и на очень сложном, непонятном для рядовых верующих языке).
Этот спор — не о том, кто из великих богословов прав, а о том, как глубоко и многогранно само православное учение о спасении.
В.Н. Лосский подчеркивает нам, что Бог свят, величествен и непостижим. Его благодать — это тайна, как свет, который мы видим и в котором живем, но не можем удержать в руках.
Митрополит Иоанн (Зизиулас) напоминает нам, что Бог — это прежде всего Личность, ищущая общения с нами. Спасение — это не абстракция, а конкретная, живая жизнь в любви, как в настоящей семье.
На самом деле, в истории Церкви такие богословские дискуссии — это признак здоровья и жизни христианской общины (экклесии).
Как в оркестре каждый инструмент играет свою уникальную партию, так и здесь разные голоса и подходы раскрывают одну великую истину. Бог зовет нас не в одиночество и не в безликое растворение, а в глубокое общение — с Ним и друг с другом.
Важно понимать, что эти споры существуют не сами по себе. Они связаны с поиском языка, понятного нашему времени, с размышлениями о том, как передать древнюю истину в современном мире. Подобно тому, как художники-иконописцы разных эпох изображали одни и те же священные события по-разному, сохраняя при этом неизменную суть, так и богословы ищут способы выразить вечное через понятия и термины своей эпохи.
Ни Лосский с его осторожностью перед "поглощением" личности, ни Зизиулас с его верой в общение с Богом как с Личностью — не предлагают готовых, исчерпывающих ответов на все вопросы.
Их спор показывает главное: православная традиция жива, в ней есть место для разных подходов, если они служат одной цели — помочь человеку стать похожим на Христа (обожиться). Как писал блаженный Августин: "Бог создал нас без нас, но не спасет без нас".
Оба богослова, по-разному понимая и описывая путь, сходятся в одном: спасение — это всегда свобода, ответственность и любовь.
Я призываю православных христиан не выбирать между этими двумя путями и, тем более, не спорить яростно, кто из великих богословов XX века был более "прав". Я призываю вас понять, что каждый из них помогает увидеть разные грани одной истины, как два глаза помогают нам видеть мир объемно.
Возможно, именно в этом диалоге и скрыта вся глубина православного понимания спасения. А именно, оно заключается не в застывших формулах, а в живом общении с Богом и друг с другом.
P.S.
Обожение (греч. theosis) — это онтологическое (касающееся самого бытия) понятие. Оно означает реальное мистическое соединение человека с Богом, приобщение человеческой природы к нетварным Божественным энергиям, жизни Самого Бога, становясь "богом по благодати", но не по сущности или природе. Это не просто внешнее сходство или нравственное подражание, а преображение всего человеческого естества действием благодати.
Неопаламизм (подход В.Н. Лосского) похож на описание солнечного света в науке. Важно понимать его природу, физику процесса — как именно благодать пронизывает творение, не смешиваясь с ним.
Персонализм - онтология личности (подход митрополита Иоанна) похож на поэзию о солнце: важно чувствовать личный опыт, как оно дарит жизнь, тепло и радость общения.
Оба этих опыта — и научный, и поэтический, и мистический, и личностный — нужны, чтобы увидеть и пережить полноту тайны Святой Троицы и нашего спасения.
