Начало здесь, потом вот тут и здесь еще.
Сон и сны
Мои соседки храпели. Обе. Обе соседки храпели. И разделяли нас в трехместной комнате только 2 слоя антимаскитной сетки. Дни стаяли теплые, мы открывали окно, одеяла были хорошие, матрасы тонкие и жесткие, подушки.. нормальные подушки. Мое постельное белье было слишком ярким и вызывающим. Красное с мультяшными созданиями. Его можно было разглядывать вместо книги и веселиться. Сейчас я думаю, что стоило не брать белья вообще (хотя они просят), просто постельное белье, не очень новое и глаженое, было в доступе, а я жила как королевишна. А еще я сейчас думаю, что мое постельное белье могло так же повлиять на мои сны. Или нет. Не знаю.
Сны на випассане снятся нереальные. Нигде мне не снилось настолько конкретных четких и ярких четко запоминающихся снов, один не был похож на другой совсем. Вообще никак.
Первый сон, который я запомнила в первую ночь оборвался за 5 минут до гонга. Проснулась я от собственного смеха. В голос. Смеха в голос!!! А последнее слово, которое звучало громко в моем сне было “Винокур!”. Почему Винокур? Откуда Винокур? Зачем, черт возьми, Винокур, и почему я смеялась в голос? Меня это напугало. Я вышла попить воды под храп моих соседок и увидела, что засыпать дальше нет никакого смысла. Я ушла в душ. Прозвучал гонг.
Были и другие сны, я хранила бережно воспоминания о них в голове, чтобы записать как только смогу, и смогла, но лишь часть.
Второй был странный. Но в общем спокойный и хороший. Моя голова у глубоко беременного Катиного живота, а ребеночек, через кожу живота и все ткани, как через тонкую резину, тянет к моему лицу ручки, чтобы обнять меня. Когда я по возвращению рассказала об этом Кате, она сказала, что значит я буду крестной. Я согласилась с радостью и гордостью. Но откуда, с чего мне пришел такой странный образ, я никогда не могла видеть его раньше, это абсолютная фантазия, этому не откуда было взяться в моей голове, толко из пространства, только из всего вовне, но не в мире.
И третий самый яркий сон, он произошел уже после переезда, о котором будет позже. Я тогда переехала в 8-миместную комнату, которая была разделена на маленькие кельи, отделенные от коридора белыми душевыми икеевскими шторками (как у меня в ванной дома), а одна от другой – фанерками с подобием полочек. И снилось мне, что я проснулась в своей келье. И что я задыхаюсь, но не могу пошевелиться. А на моей кровати сидит моя соседка, которой, вообще-то, нельзя со мной взаимодействовать, но она машет перед моим лицом рукой, то ли помогая мне (довольно идиотским способом) опять начать дышать, то ли издеваясь – непонятно. И я не вижу ее лица, только черный силуэт и все так же не могу пошевелиться и вздохнуть. Проснулась в панической атаке, сердце колотилось, я жадно и громко втягивала в себя воздух, но понимала, что не могу ни с кем поделиться, что никто не поймет, что это за звуки и не спросит. Что это только мое, и мне не очень то с этим классно.
Были и другие сны. Я нашла запись в молескине, сделанную сразу после возвращения вещей. Помимо этих трех снов я там описываю одной фразой еще 2: “Тебе будут сниться медведи” и “ Человек убивает себя, продавливая себя через решетку”. Я оставлю это без комментариев.
Изменение системы медитаций
Система медтации, слава богу, не была постоянной. Иначе я бы умерла от скуки на второй день. Признаться, второй день действительно был пригоден для смерти от скуки, он был одним из самых тяжелых дней. 2ой и 5ый. Первый день все новое – все интересно. На долгих медитациях скучно, но все равно интересно. Но на второй день все повторяется, и эта скука охватывает тебя полностью: я думала о том, что я вообще там делаю, не потому что сложно, а потому что скучно. Я придумывала себе новые и новые задания. Я развлекала себя как могла. Но мало по малу, техника медитации начала меняться. От Анапаны – наблюдением за треугольником под носом, мы начали плавно и неспешно переходить к випассане – ощущению сначала только носа, потом лица, потом, медленно и неспеша, ощущений всей поверхности тела. Это спасало. Я понимала, что будет новый день и какая-то мало-мальски новая задача, пусть ничтожно, но отличающаяся от предыдущей. Мне нравились новые задачи, хотя лучше бы мне нравилось погружаться глубоко в медитацию. Выполнение задачи как самоцели уводило от основного назначения процесса. Да, я допустила много ошибок в свой первый дестидневный курс.
Я загонялась своими знаниями о своем теле. Понимая, что у меня “есть только голова”, я отдавала себе отчет, что все мои тн “ощущения” были тоже из головы, просто транслировались на тело. Позже я забила на это, в сущности, было не так уж это и важно – ощущаю ли я ощущения, или мой мозг заставляет меня ощущащать ощущения, которые я создаю сама. Ощущения-то я ощущала, это было справедливо. Ощущения – легкий электрический ток по всему телу, иногда слабое покалывание, иногда тепло. Что-то всегда было. Иногда, правда, приходилось достаточно долго этого ждать. Сначала мы проходились небольшими квадратами по всему телу. Позже – одним потоком, у кого получалось, а потом – опять квадратами. Но это уже была випассана, и бездвижные медитации, а для них тоже есть отдельная глава. Смысл в том, что техника медитаций усложнялась и развивалась от начала до самого конца, не давая остановиться, успокоиться, подумав, из моего неопределенного эго, что я уже всему научилась и все могу.
Радио в голове
Отдельным ярким явлением Випассаны было радио в моей голове. Я не сразу его заметила, но оно играло от самого начала до самого конца. Оно и понятно, привыкнув слушать музыку большую часть времени, когда можно ее слушать, ты попадаешь в пространство без нее (и без всего остального). И в какой-то момент находишь источник звука внутри себя. Звука, конечно же, воображаемого, но там, внутри, играет вовсю. Играет разное. Развлекая тебя или наполняя каким-то особенным состоянием.
Самая неожиданная песня, возникшая в моей голове была “Когда муж пошел за пивОм”. Когда, сидя за обедом в столовой, я осознала, что в моей голове играет именно это, я впала в ступор на несколько секунд. Круглые глаза, искаженное лицо.. Почему? С чего? Зачем? Как? Никаких наводящих слов, ничего – откуда, почему этот шлак? Было и немного смешно. Но больше странно, все же. Играло разное. Иногда одна песня застревала на час, иногда – на день. Некоторые не вызывали никаких чувств, некоторые выворачивали на изнанку, как, например, “Ветер перемен”. Она напала меня под конец уже, день на 8ой. Тогда я лежала после обеда в кровати, пела внутри себя эту песню и плакала. Особенно на моменте “но есть на свете ветер перемен, он прилетит, прогнав ветра измен” – тогда я просто впадала в истерику, глубокую и мясистую. А чтобы закрепиться в ней еще глубже и мясистее, я возвращалась к этому моменту еще и еще, рыдая все с большей силой. Выревев все я немного подремала и отправилась, о неожиданность, опять медитировать. Больше “Ветер” не приходил, приходили другие песни. Одна из них была “Сокол” Гребенщикова. И он еще появится.
Встречи с учителем, первая медитация в келье и переезд
Сильно проникнувшись Дизайном человека, я больше не выпускала его из головы, особенно на Випассане. Однажды услышав, что корректно для меня спать и медитировать отдельно от всех, чтобы не быть обуславливаемой по всем моим неопределенностям плотно окружавшими меня людьми. Я поняла, что в какие-то моменты можно оставаться медтитровать на своей кровати. Но что это за моменты, я не могла определить. Только к 3-ему дню я решилась придти на встречу с учителем, с Карен и спросить ее об этом. Я тогда напыщенно (сейчас уже не так, хоть мысли те же) считала, что это прямо важно, мне сохранять максимальное расстояние при каждой возможности, поэтому есть я уходила далеко от всех из столовой и решила практиковать медитации в комнате. Я получила формальное согласие на медитацию в своей келье. И решила попробовать. Я знала несколько вещей четко – если пришел медитировать в келью – надо медитировать. Спать нельзя. Иначе какое удовольствие ты тогда получишь от сна ночью или после обеда. Ну и вообще – медитация есть медитация и надо стараться выжать из нее максимум (надо! Стараться!). Нам четко объяснили – лежать можно не больше минутки. Как только зазеваешься, сразу заснешь. Заснешь сам – вырубит к черту и всех соседей во всем корпусе - это как вирус. Поэтому я старалась очень, я считала, что к этому вопросу надо отнестись со всей ответственностью. Но с той же ответственностью к этому совершенно не захотела отнестись одна из моих двух соседок. Она сначала взбесила меня просто своим появлением в келье (ну я же уже тут, ну зачем), а потом окончательно вскрыла тем, что через 15 минут прилегла и отрубилась.
И, естественно, захрапела.
Ах как выло все мое естество. Я хотела подойти к ней и пнуть ее. Подробно пантомимой хотя бы показать, как она не права, что нам об этом говорили, и что как вообще она посмела. Но я не двигалась с места и старательно возвращала себя в медитацию. Выходило у меня плохо. Я приняла решение жаловаться и пытаться переехать. Тем более, что я видела одну свободную койку у самой двери 8-миместной комнаты. Заглянув туда, я убедилась, что в келье действительно никто не живет, что кровать можно отодвинуть от фанерки, дабы отдалиться от ауры соседки, в комнате через стену, о чудо!, вообще не было приставленной к этой части стены кровати, а соседка через проход спала головой к противоположной стене. Место было идеальным. Я спросила у менеджера курса, не сомневаясь в положительном ответе, можно ли мне переехать, и получила ответ “нет”. Я была возмущена. На мое возмущение менеджер ответила предложением согласовтать все с учителем. Я сжала зубы и сделала все, как она сказала, подавляя желание убивать. На встрече на следующий день Карен без проблем дала мне добро на переезд (хотя я бы не дала, это была бы акция программы смирения и принятия, но нет). Мгновенно я перенесла все свои вещи, разложила одежду на полках, мелочи и кремики на стуле-тумбочке, мне стало уютно и славно. Через коридор от меня жила очень красивая стройная темноволосая нимфа с голубыми глазами, а через стенку полноватая барышня в очках, постоянно игнорирующая медитации. Однажды я встретилась с ней абсолютно зеркально, у нас были одинаковые бутылки “my bottle» в руках. Тогда мы не смогли удержаться и посмотрели друг другу в глаза. Без эмоций, скорее немного удивленно. Она мне не нравилась. Я не понимала, зачем она здесь и не ощущала от нее ничего. Остальных соседей я почти не идентифицировала. Знала только, что, вроде как, среди них нет тех, кто меня особенно сильно бесил, и это было уже хорошо.
И, да, в комнате теперь никто не храпел.
to be continued
Этот пассаж почти что из "Анечка Невеличка и Соломенный Губерт", т.е. высокая психоделия.
О, да) высокая)