Джек немного говнюк

Как-то раз, Джек вышел в город, чтобы в очередной раз посидеть со своими друзьями-мертвецами. Они были вполне живы, но Джек смотрел на них и видел стариков и старух, которые лежат в своих могилах и гниют. Он видел скелеты, которые пьют кофе, и он льется через их пустую грудную клетку вниз. Все эти разговоры были просто способом занять себя, ведь ему их отношения казались чем-то мимолетным во вселенском масштабе. Они ничего не значили. Как и смех за столом. Просто точка в бесконечных томах истории.
Вместе они пили мочу и радовались глупым шуткам. Хохочущие скелеты. Джеку было все равно. С самого рождения жизнь кажется человеку чем-то, что нужно обязательно заполнить различными занятиями, развлечениями. Время нужно убить, чтобы в итоге умереть самому. Ведь как иначе?
Джек тоже хотел себя убить. Ему нравился людской подход к жизни. «Давайте все дружно умрем»! Поэтому они сидели за столом, поэтому и смеялись. Их радовало то, что время ускользало от них, словно сбежавшее молоко. Секунда за секундой. Год за годом. А потом смерть.
Это развлечение закончилось, и Джек пошел домой, думая над тем как убить время дома. Как убить себя.
Его окружала бурная городская жизнь, которая, по сути, была бесстрастной смертью. Взять, к примеру, старые здания, которые на самом деле еще молоды, ведь века ничего не значат. Однако Джек не видел зданий. Он видел пустыню, по которой бродили мертвецы. Ему навстречу шла семья мертвецов. Отец-мертвец держал за руки маленькую девочку-мертвеца. А мать катала по земле коляску, в которой лежал маленький труп. Джек задумался. Интересно сколько раз этот труп трахнут, прежде чем он умрет? Сколько еды он высрет за всю свою жизнь? Тонну? Сто тон? А что насчет маленькой девочки? Что если ее родители умрут раньше времени, а у нее никого нет? Что если она станет шлюхой и будет сосать по двадцать членов в день? Маленькая-мертвая-шлюха. Он прокачал головой, отмахнув эти мысли в своей голове точно дым, который в итоге рассасывается и становится частью воздуха.
Джек шел дальше. Он видел деревья, здания, людей, и картина перед его глазами мигала, словно испорченный телевизор. То он видел все таким, каким все видят остальные, но чаще картинка была как всегда – скелеты, гуляющие по пустыне. Все и каждый из них умрет, все сгниют и превратятся в нечто. Они часть земли. Часть Земли. Затем они разрушат все свои создания. Машины, здания, дороги. Даже не свои творения. И их они тоже уничтожат. Деревья, животных, природу. Не останется ничего. Или же останется и будет процветать до тех пор, пока Солнце не станет красным гигантом и не засосёт Землю все в себя. Хотя человечества подохнет еще задолго до этого времени. Через миллиард лет все на Земле испарится из-за жара Солнца, и если мы все еще будем тут, то нам пизда. Если же мы, будучи всепожирающими паразитами, коими в принципе и являемся, сумеем улететь и обосноваться в других местах, то с нами произойдет что-то такое в дальнейшем. Мы не вечны. Ничто не вечно, несмотря на время. Оно тоже конечно. Должно быть. Иначе у всего этого нет смысла. Хотя его и так нет.
Джек все понимал. Ему это не нравилось, но он все прекрасно понимал. Он постарался послушать музыку, чтобы развеять эти мысли. Музыка – это невообразимое волшебство. Единственное что Джек не понимал, так это почему ему так приятно от музыки на душе, потому что в душу он не верил. Он верил в то, что он кусок мяса, появившийся из-за того, что два других куска мясо решили, что так надо. Неизвестно зачем и почему. Да и там не было чего-то, какого-то ответа. Джек просто был. Все просто были. Ну, кроме смысла конечно. Его вот точно не было. Людям не было смысла быть, но они были. И высокомерно считали себя великими. Что они знали о величии? Даже такие великие астрономические объекты как звезды были конечны. Значит, и они не были великими. О каком величии вообще идет речь, когда забываются сами боги? Создатели, о которых никто не помнил, ведь ныне в их разумах было то, чему еще предстояло быть забытым, а именно Творец.
Джек сел в автобус, чтобы быстрее дойти до дома и поскорее начать себя убивать. Ему было невтерпеж. Нужно было скорее начать, ведь он не мог остановиться. Джек обязательно должен был умереть. Другого выхода не было.
Мы обречены жить в своих обломках, питаться дерьмом, пить мочу и делать новых кусков мяса. Мы обречены стараться выжить, выжимая из реальности нашу жизнь, словно тряпку, в итоге становясь каплями воды, что вытекают в кран. Противоречивая жизнь. Не наша индивидуально, а вообще концепция человеческой жизни противоречива. Мы хотим умереть, ведь иначе, зачем нам так старательно пытаться убить время? Оттого и всем, кто просто сидит на месте и ничего не делает становиться так скучно и они даже сходят с ума не выдерживая того как медленно тикают часы. Нам нужно чтобы часы проходили. Мы желаем этого. Мы живем, чтобы умереть.
Джек находил эту форму существования крайне забавной.
Джека вообще многое забавляло. То как люди злились или раздражались чему-то. Так смешно. Пыхтящие мертвецы. Что может быть более забавным? Эмоции, психологические травмы, боль – какая суматоха. Они танцуют, ходят на работу, спят. Они мертвы, но еще не поняли этого. Люди, такие люди.
Джек вернулся домой, и хотел было начать убивать себя, как и обычно, но передумал. Сегодня ему захотелось чего-то иного. Он взял кухонный нож и перерезал себе вены, после чего дошел до балкона и выбросился вниз, чтобы уж наверняка встретить Создателя и разбудить чувака. А то, казалось Джеку, тот давно уснул и проспал собственное же шоу. Там такое творилось. Все актеры сошли с ума, вытащили члены и обоссали сцену. Те, у кого членов не было, долго спорили, не понимая, почему членов нет у них, после чего пришло медленное, но явное осознание того, что членов у них нет, и не будет, отчего они загоревали, но потом поняли, что тоже могут ссать и начали гадить на сцену вместе с теми, у кого члены были.
Пока Джек, уже ослабевший от потери крови шатаясь, добирался до балкона, он думал о том, что даже это не имеет смысла. Он просто станет частью цикла и все повторится вновь. Он ничего не изменил. Затем пришли более позитивные мысли о том, что мыслить вообще больше не потребуется. Он перестанет хотеть есть дерьмо, хотеть трахать тех, у кого не было членов и ему даже не будет нужно дышать. Самое прекрасное – ему не нужно будет быть, потому что быть, знаете ли, крайне утомительно и совсем не нужно. Этого не требовалось. Это как подаренная коробка шоколадок, которую в принципе дарить было не нужно, но вот почему-то так решили. И так стало. Ну, есть теперь коробка. Отлично. Что тут поделаешь? Ее содержимое даже никто не хочет есть. Она наверняка даже не из первых рук.
Когда Джек выкинулся из окна, он чувствовал себя выброшенным окурком. Он летел и летел, пока не долетел и не стал тем, чем в принципе всегда и был. Грудой мяса. Просто теперь в нем не было той искорки жизни, хотя какая разница? Ее и раньше-то не было.
Джек был свободен от всего. От грез и мечтаний, от тоски и печали, от любви и страданий. Все было позади. А его не было.
Стоит ли говорить, что пока Джек падал, он улыбался? То, что осталось позади, наоборот, грустило. Джек уже не мог думать, потому что его мозги были заняты тем, что украшали серый асфальт, словно сумасшедшая, но страстная женщина, внезапно ворвавшаяся в вашу жизнь, но если бы он мог, то Джек бы подумал что они так ничего и не поняли. Джеку стало бы из-за этого слегка не по себе, но опять-таки – что тут поделаешь?
То, что понимал Джек, мы никогда не поймем, потому что, ну, мы не Джек, хотя Джек существует в каждом из нас. То есть на самом деле Джек мертв, он лежит на асфальте, но я сейчас не про него, а про то, как он видел мир, всю вселенную. Каждый из нас способен видеть ее так. Большинство просто предпочитает так не делать. А зачем? Ведь в этом, по сути, тоже нет смысла. Его просто не может быть там, где ничего нет. Просто мы думаем, что «сейчас» это очень важно, и что если есть сейчас, то стоит на этом и сосредоточится. Иллюзия столь же сладкая, как и попка маленького мальчика для педофила. И мы живем в ней, потому что так хотим. Не в попке, а в иллюзии. А почему бы, собственно, и нет? Что нам терять? Жизнь и время, которых нет? Которые как листья на ветру улетают от нас в мгновении ока. Черт с ними. Мы будем пить Starbucks, жрать McDonald’s и смотреть Pornhub. В удачный день, мы, может быть, и трахнемся, заранее сказать всегда сложно. Посмотрим, как пойдет.
Джек смеялся над нами. Он смеялся так, что упал на землю, дрожа в конвульсиях и извиваясь от хохота, а через несколько секунд он даже немного описался. Да, кажется, Джеку мы были действительно реально смешны.
Ну и пошел он.
Пошел ты, Джек.
Чертов говнюк.