Картофельная одиссея студента-филолога. Глава вторая

Автор @isk2503

Предыдущая глава

                  ​​​​​​

Семья, в которую поселили Славу и его приятеля, была, как в сказке того же Александра Сергеевича – старик со старухой. Вернее, дедок в тюбетейке зелёного цвета и бабка в постоянном платке. И дом старенький – посеревший от времени бревенчатый пятистенок. С завалившимся забором, покосившимся крыльцом и требующей ремонта кровлей. Молодые люди кое-как очистили сапоги от лаптей налипшей грязи и зашли в дом. Внутри также всё говорило о преклонном возрасте жилища и его обитателей. Свежей была только побелка на печи.

Первый же речевой контакт обозначил практически нулевой уровень знания хозяевами русского языка. Молодых людей пригласили выпить чаю известной им с детства татарской фразой – «айда щай ищабыз». Они сидели и осматривали жильё, пока старики суетились по поводу угощения. Справа от входной двери была печь. За ней стояли две металлические кровати, сдвинутые друг к другу. Остальное пространство служило одновременно кухней, столовой и гостиной. У окна стоял стол с табуретками, покрашенными той же краской, что и полы. В углу находилась странная конструкция с плоской крышкой, напоминавшая сундук. На ней, как на верхней полке в поездах, лежали свёрнутый матрас и ватное одеяло. Из всех благ цивилизации в комнате были патрон с лампочкой, заменявший люстру, старый холодильник «Мир», с потрескавшейся на дверце эмалью, электросамовар и пара розеток с выключателем.
«Не то, что телевизора – радиоприёмника и того нет! Убрать весь этот цивилизационный антураж и можно снимать кино «Бежин луг» или «Капитанскую дочку», – усмехнулся про себя Слава.
– Интересно, а где мы спать-то будем? – поинтересовался Андрюха. Судя по тому, что хозяева не понимали по-русски, вопрос был адресован Славе.
– Здесь, на палатях, наверное. Не в предбаннике же, – предположил он.
– Палати в царских покоях бывают. А предбанник – в бане. Это я тебе как филолог филологу говорю. Если ты считаешь, что мы вдвоём уместимся на этом сундуке, то разве что бочком. Или вальтом.
– Валетом. Считай, что я тебе это тоже, как филолог филологу. За постой студентов правление колхоза наверняка жителям какие-то деньги выплачивает. Ты же видишь, что старики, скажем так, не жируют. Может на «наши» деньги они кровлю справят себе новую. Или забор подлатают.
– И что? Я теперь из-за этого твои носки буду нюхать? – не унимался Андрюха.
– Не будешь. Я их на ночь снимаю обычно. А если тебе этого мало, то я и ноги мыть каждый вечер перед сном буду. И ты, кстати, тоже.

Во время чаепития хозяева предложили гостям нехитрое угощение – хлеб с маслом, карамельные конфеты и варенье. При этом они улыбались, пытались о чём-то расспрашивать молодых людей. Те в ответ только пожимали плечами и произносили одно из нескольких слов родного языка потчевавших их хозяев, которые знали: «бельмейем».
«Ни бельмеса. Ни мы по-татарски, ни они по-русски. Весело...», – подумал Слава.

После чая молодые люди поблагодарили хозяев за угощение другим известным им словом из башкирско-татарского лексикона – «рахмат» и решили прогуляться. Дождь прекратился, ветер стих и между туч даже проглядывало солнце. Надев сапоги, студенты вышли во двор. Под ногами было месиво из земли и куриного помёта, запах которого вызывал желание немедленно закурить. Самих кур видно не было. Их кудахтанье доносилось из сарая напротив дома. Рядом с сараем был загон для скотины. Прямо по центру загона болтался подвешенный на чулке здоровый булыжник серо-чёрного цвета. Он был отполирован до блеска. Чуть дальше, в самом углу двора было ещё какое-то строение, по всей видимости, баня и «удобства». Выйдя за ворота, молодые люди увидели скамейку. Это были торчащие из земли, прямо у забора, два длинных полена и прибитая к ним сверху доска. Слегка покосившийся за скамейкой забор наводил на мысль о том, что штакетник использовался стариками в качестве отсутствовавшей у конструкции спинки.

Ребята сели на скамейку и закурили. Грязь, пусть и без примеси помёта, отбила всякое желание прогулки. В дом идти тоже не хотелось, поскольку там было совершенно нечего делать.
– Семечек бы сюда кулёк. И всё – жизнь прекрасна, – выбросив окурок, сказал Слава.
– Ну, дык ить оно конешно. Коли цельный кулёк, да ишо и семек... – подражая героям произведений Шолохова и Шукшина, ответил Андрюха.
– Этнолингвистическую ошибку допускаете, коллега. В той языковой среде, которая нас окружает, нужно говорить не так. Шулай шул – вот как звучит согласие на языке аборигенов.
Вечером с выпаса вернулось стадо. Оно мирно проследовало по улице, подгоняемое пастухом на лошади. Пастух ударом кнута и окриками отделил от стада чёрно-белую корову и направил её к хозяйским воротам. Дедок уже ждал кормилицу у калитки, которую заранее открыл. Корова вошла во двор и направилась почему-то не в загон, а к открытой двери бани. Чтобы как-то развлечь себя, молодые люди стали помогать хозяину, когда тот заводил корову в стойло.
– Ком, ком! Шнеля! – махал Слава сломанной веткой перед мордой животного.

В этот момент во двор вошла Марина Каротина, которую деканат филологического факультета назначил бригадиром. В руках у неё была общая тетрадь с заколотой между страниц шариковой ручкой.
– Исямэсэс, – поздоровалась Марина с дедом и повернулась к однокурсникам, – Как устроились?
– Нормально. Местных не понимаем и они нас тоже. Но кормят. Как немцев на оккупированных территориях во время войны. Нам только формы вермахта не хватает и шмайсеров. На стенку повесить. Ты в деканате хотя бы гармошку губную попросила для нас, что ли. Я бы тогда «Милого Августина» на крыльце играл, а Андрюха бегал бы по двору и курей ловил.
– Не кощунствуй, Топоров! Вспомни сколько людей погибло в войну чтобы ты сейчас жил спокойно! – сказала Марина и стала записывать что-то в тетрадь.
– Что, фиксируешь факт аполитичных высказываний? – поинтересовался у неё Андрюха.
– Глупые мысли, Варламов, не могут быть аполитичными, – успокоила его Марина. У неё было туго с чувством юмора. Наверное, поэтому её всегда выбирали на руководящие должности – комсоргом, старостой, бригадиром. Будучи «при исполнении обязанностей», она начинала обращаться к однокурсникам не по имени, а по фамилии.

Примечательно, что выезд студентов на сельхозработы всегда курировал кто-то из преподавателей факультета. Как правило, это были молодые ассистенты кафедр или аспиранты. Жили они в райцентре и в течение дня выезжали на попутных машинах в деревни, где были расквартированы и работали студенческие бригады. Туда, где бригадиром была Марина, они никогда не наведывались. Понятное дело, что при таком бригадире, как Каротина, у студентов должно быть всё в порядке. По крайней мере, в работе. А быт особо никого не интересовал.

– Завтра в девять часов утра на работу. Если дождя не будет. Сбор у столовой. Она здесь рядом, через пять домов. И приходите пораньше – позавтракаете. Если проспите – поле вон там, сразу за деревней, – Марина показала рукой вдоль дороги и, не прощаясь, пошла вдоль забора дальше месить грязь.

Продолжение следует

Изображения из личного архива шеф-редактора Истфака

                   Наш партнёр - торговая платформа Pokupo.ru