Верхотурские воеводы. Нарышкин Григорий Филимонович. Часть 2

Автор @nikalaich

Предыдущая глава

Стремясь хоть как-то наполнить бюджет сибирских городов, Сибирский приказ делает попытку совсем отказаться от винных подрядов, сосредоточить акцизное дело в руках казны. Если ранее центром винокурения был город Верхотурье, то с 80-х годов винокурение и пивоварение налаживают в Тобольске, а верхотурских воевод обязывают увеличить поставки «солода рощеного и молотого, муки ржаной и овсяной». В самом Верхотурье отныне стало выгоняться вино только для нужд Туринска, Пелыма и собственного уезда.

Сосуды для пива и браги . Глиняные, деревянные.Из экспозиция Верхотурского государственного историко-архитектурного музея-заповедникаС декабря 1687 по 1693 год Верхотурье было выделено в отдельный разряд с причислением Пелыма и Туринска. Если до этого верхотурские воеводы формально подчинялись Тобольску, то теперь стали полностью самостоятельными. Одни исследователи считают, что это было связано с тем, что Верхотурье «из источника прибыли становится источником постоянных забот», другие — с возвышениями клана Нарышкиных и политическими играми в Москве.

Падение правительства Софьи и приход к власти Нарышкиных ознаменовался для Верхотурья тем, что в 1689 и 1693 годах из Москвы для исправления положения присылались «пополненные» и «новоторговые» статьи, которые ликвидировали путаницу и содержали подробную регламентацию внешней и внутренней торговли, но, в тоже время, поднимали процент сбора до 10 алтын с рубля (30 %). Таким образом, ситуация лишь усугубилась.

В 1689 году таможенных поступлений в казну Верхотурья было всего 229 рублей, т. е. 9 % всего бюджета, что равносильно прямому игнорированию купцами верхотурской таможни. Они предпочитали тогда еще опасный южный путь дорого обходившейся им «государевой дороге».

25 октября 1696 года указом царей Ивана и Петра кунгурскому воеводе С. А. Сухотину на проезд через Кунгурский уезд был наложен запрет. Лишь в 1698 году были составлены «новые статьи», «которые б торговым людям были сносны». Кризис миновал, пошатнувшееся было положение Верхотурья как транзитно-транспортного центра, восстановилось, благо сбор главной «десятинной» пошлины с товаров, превозимых из России в Сибирь и Китай (торговые связи, с которыми бурно развивались после Нерчинского мирного договора в 1689 году), сосредоточился именно здесь.

Воеводе и воеводской приказной избе приходилось рассматривать множество судебных дел политических, уголовных и дел, относящихся к различным отраслям гражданского права (обязательного, залогового и так далее). Дела политического характера попадали в руки воеводы прежде всего через изветы по «слову и делу государеву». Получив извет по «слову и делу», воевода начинал следствие, но обязательно должен был сообщить об этом в Москву. В ходе следствия иногда выяснялось, что доносы не соответствовали принятой квалификации опасных политических преступлений, были «бездельными» и «затейными».

В соборном Уложении Алексея Михайловича предусматривались случаи явно ложных обвинений. Уложение предусматривало некоторые типичные ситуации, соответстсвующие таким изветам. Под подозрение ставились объявления, сделанные человеком при угрозе физической расправы или «пьяным обычаем», а также доносы обвиняемых в уголовных преступлениях и проведенных во время следствия к пытке.

Об одном их таких доносов свидетельствует дело крестьянина О. Усова, которое в 1685 году рассматривал воевода Г. Ф. Нарышкин. Крестьянин Невьянского острога Осиновского десятка Усов вошел в конфликт и со своим десятником, и с мирским старостой И. Литвиновым. Десятник жаловался приказчику Невьянского острога И. Дирину на то, что Усов не участвует в мирских денежных сборах и «зделий с ними, десятчаны, вместе не делает»; староста бил челом приказчику о «брани и бесчестьи» в свой адрес со стороны Усова.

Допрошенный в судной избе приказчиком Дириным Усов заявил, что знает на старосту «царственное дело», о котором расскажет только перед воеводой. В сопровождении беломестного казака Усов и Литвинов были отправлены в Верхотурье. Там стало ясно, что извет касался не столько мирского старосты, сколько самого приказчика. Объявленная Усовым «вина» Дирина состояла в том, что он взял с крестьян Осиновского десятка деньги взамен выполнения ими натуральной повинности — погрузки хлеба в Невьянском остроге. Литвинов же обвинялся в том, что наложил на крестьян другого, Голубковского, десятка повинность по заготовке бревен для починки острога, но эти бревна были якобы сплавлены им в Ницинскую слободу.

Повальный обыск, проведенный среди невьянских крестьян, опроверг показания Усова. Так, крестьяне Осиновского десятка заявили, что деньги собрали сами (видимо, в этом сборе и отказался участвовать Усов), так как живут от острога в 50 верстах и самим грузить хлеб им «волокитно»; не подтвердились и обвинения насчет украденного леса.

С точки зрения воеводы, «царственное дело», поведанное ему Усовым, оказывалось явным вздором. Решение по делу представляет дословное цитирование статьи 14 главы II Уложения. Надо думать, что в соответствии с ней незадачливый доносчик был наказан кнутом.

Библиография ЗДЕСЬ
Изображения из архива музея , а так же с лицензией ССО
Об авторе Полномочный представитель Верхотурского государственного историко-архитектурного музея-заповедника в СМИ.
От редакции : Статьи данного цикла - результат сотрудничества сообщества "Истфак" и коллектива Верхотурского государственного историко-архитектурного музея-заповедника

---