Комитет – в него входят старые, седобровые, носатые, самоуверенные члены общества – работает усердно.
Помимо главной комиссии имеется множество помощников – разной степени юркости и бойкости.
-Ещё, - говорит один старик другому, - мне нравится их прыткость. Вчера, не успел затребовать документы – глядь, они уже тут. Тащит молодой такой, прытконогий, не знает даже, что мы его тоже будем рассматривать.
-Это точно, - улыбается золотозубо другой старик.
Они сидят в кабинетах, чья меблировка богата, дивана громоздки, как носороги, но мягки – как память о детстве.
Они встречаются по несколько человек. Шуршат бумагами.
-Кстати, что у него там в детстве было?
-Монетами спекулировал, стишки писал, пить начал рано.
-Ну… и зачем такому жить? Ни спекулянт, ни поэт – не поймёшь кто.
И они чешут в затылках, взвешивают символические шарики, смотрят, какие перевесят.
Палачи находятся тут же – в огромном здании заседаний комитета: со стороны оно напоминает слоёный пирог с суммою различных крыш, а вход, конечно, с порталом над колоннами, и на портале – символические фигуры.
Палачи всегда в чёрном, впрочем, это партикулярные платья такого цвета; а сами исполнители вполне интеллигентного вида, иные в круглых очёчках, и всегда готовы отправиться по адресу, что укажет один из членов комитета.
А те работают вовсю – читают бумаги – компьютерами никто из них не пользуется: у нас ведь не механический процесс! – заявляют они; рассматривают фотографии, и вновь – взвешивают символические шарики.
Шарики эти цветные, они из свинца, из воска, из пластилина – из чего угодно, и только старики решают, какие именно шарики соответствуют их выводам.
Иногда рассматривается дело кого-то из членов комитета, но он не знает об этом, и бывает очень удивлён, когда в своём кабинете встречает улыбающегося палача.
Потом появляется новый старик, и работа продолжается, работа сопровождаемая шамканьем, кашлем, кривым подмигиваньем, всполохами корявого смеха.
Старики решают, кому сколько жить.
Александр Балтин
