Белые-белые крыши, и мутно, в снегопаде, розовато-синим бликуя, рисуется огромное тело гостиницы, наполненное людьми, как сумки их - бытовым скарбом.
Бары и кафе играют разноцветьем огней, лучи отражаются в бутылках, стаканах, фужерах, и запахи еды витают, соединяясь с уютным теплом.
-Такая метель, что и выходить неохота, - зевает некто, потягиваясь, глядя в окно.
-А нам и не надо, - отвечает женщина, кутаясь в плед в кресле. – Уютный номер. Закажи ужин.
-Хорошо.
Снегопад крутит с утра, на воздух наброшена полупрозрачная сеть, её ячейки то сближаются, превращая небо в сплошную белизну, то расходятся, чётче позволяя видеть городские орнаменты.
…ибо всё, предложенное городом – от детских площадок до автострад, от больничных корпусов до заметаемых кладбищ, от церквей до цирков – не что иное, как нагромождение орнаментов, сливающихся в лабиринты.
Утром ходил гулять с малышом, он ликовал, ловил снежинки, бегал за соседской таксой, набирал снег в ведёрко, в клубах розоватой снежной пыли слетал с горок.
Дальше повалило сильнее, и возвращались домой уже заснеженные.
Согбенная бабулька – с выражением каменной кротости на лице – пересекала двор: часто видишь её, и часто роется она в мусорных контейнерах: старость, разметавшая в клочья былое – жалкая, пустая, ни в чём не виноватая, беспросветно-кроткая; такая старость – вина других, подлая гамма социума…
Двое молодых пробегают:
-Крутит как!
-Идём домой скорее!
Ах, им бы на каток – тот, роскошный, посверкивающий искусственным льдом – на ВДНХ, где советская помпезность причудливо скорректирована последствиями последних времён…
Обрывки словес доносятся сквозь пласты пространства:
-Каждый день живу, как последний.
-Думаешь – это правильно?
-По-иному не получится уже.
Сумерки пепельно-коралловые, метель продолжает работу, плавно верша свои дела, точно не зная ничего о людях.
Змеи и драконы машин мчатся по улицам, розово вспыхивает снег, переливается муаровым серебром, и горят глаза этих змей и драконов.
Лает собака.
Интересно, где укрываются вороны?
Утром на проводах гирлянды голубей напоминали ноты, но никто не слышал голубиной музыки, никто.
Вечерний город держится на огнях, точно подвешенный на бессчётных нитях.
Желтовато-золотистые, зелёные, янтарные, иные – а окошки: точно обнажающие жизнь домов, их наполненность густою плазмой, и кот на подоконнике возле фикуса сейчас улыбнётся, растаяв в воздухе.
Метель идёт, кружится, производя круги, знаки, символы, падает вниз, низвергается, приближая небо к земле, или наоборот – не разобрать.
Александр Балтин
