За пять дней до Нового года, трёхлетний малыш стал подпрыгивать возле шкафа, показывая пальчиком на искусственную, завёрнутую в двойной целлофан ёлку, говоря: Ё-ка, ё-ка…
-Ну, давай наряжать? – предложил отец.
-Наяать! – захлопал в ладоши малыш.
Забавно-славный мальчишка в синеньких тёплых брючках и ярко-красном, на молнии джемпере, он подпрыгнул так, что аккуратный ботиночек (пара их заменяла тапочки) слетел с правой ножки.
Малыш ойкнул, залез на кресло, стал выправлять ситуацию…
Отец быстро вышел на лоджию, достал старую, жёсткой конструкции стремянку, потом принёс тряпку в ведре, наполненном водою.
-Сейчас, малыш, - говорил он, - разберём этот столик, и будет наряжать.
Со столика снимали акварельные краски, стопку книжек-раскрасок, высохшие, когда-то такие красивые каштаны в деревянной коробке, вертикальную, прозрачно-зелёную коробочку с карандашами.
-Протрём теперь! – отец протирал столешницу, бока столика, нижние его планки…
Потом раздвинул стремянку и полез на шкаф, держа в руке ещё одну тряпку.
Малыш забрался на перемычку стремянки с другой стороны – так ему не терпелось.
Целлофан был в нежных серых разводах, пушистые островки и архипелаги пыли скопились и на шкафу.
Отец протирал, сдувал, стараясь не очень давать волю пыли – которая, как известно, стремится занять всё возможное пространство.
Аккуратно спущенная ёлка разворачивалась столь же аккуратно, и малыш принимал деятельное участие, решительно стягивая целлофан.
Сложив стремянку, отец вынес её на лоджию, и, вернувшись в комнату, из нижнего ящика шкафа достал коробки с игрушками и мишурой – стеклянных игрушек пока не полагалось.
-Ну, устанавливаем, малышок!
Тот прыгал вокруг, хлопал в ладошки, и умиление сладко текло из синих глазёнок.
Ёлка была воткнута в подставку, и стали расправлять ветки-лапы – на полу, не поднимая её на столик.
-Вот так, малыш, сильнее тяни.
И малыш тянул, потом опять начинал скакать, хлопать, будто аплодируя собственной радости.
-Теперь, наряжаем. Ну, что наверх?
И малыш ухватил болгарскую мартиничку, когда-то подаренную отцу, пристроил её наверх, туда, куда обычно ставят звезду.
-Ничего, что звезды нет, - улыбнулся отец, протягивая мальчишке деревянную, раскрашенную обезьянку на верёвочке.
Затем последовал маленький, но тяжёлый весьма ангел, снеговики, пёстрые бабочки, которых надо было не вещать, а прицеплять.
Малыш так усердствовал, что сломал одну, и крылышко, теряющее золотистые крошки, поместили в глубине, между искусственных ветвей.
-Ставим?
-Дя!
Отец водрузил ёлку.
Потом принёс белую ткань, и ёлку укутали снизу…
-Чуть не забыл! – и открыл коробку с мишурой.
Серебряные и розовые дождики замерцали, струясь между лап, ложась на них, обнимая.
Потом кидали вату.
-Снег, да?
-Сег…
Малыш подпрыгивал, стараясь закинуть повыше.
Помимо Деда Мороза и нескольких мягких зверят, малыш разместил на ткани несколько маленьких машинок.
…сидели в кресле вдвоём, смотрели на ёлку, и счастьем горели глаза малыша, а отец вспоминал свои ранние Новые года – огромную коммуналку, большую живую ёлку, крупные цветные шары – вспоминал, но не мог припомнить, сколько ему тогда было.
За окном капало – морозы прошлой недели обернулись почти весенней слякотью.
Александр Балтин
