Пара мыслей о конкурсе

Портативные Рассказы

В свое время я участвовал в конкурсах коротких рассказов на Яху. Формат был в какой-то степени близок к нашему, за исключением того, что нам выдавали не начальный трафарет, а название. Участвовали каждый месяц от пяти до тридцати человек. Когда выдавалось название, то все думали как написать рассказ, чтобы он соответствовал этому названию. Например одним из названий было "The third ring", что может быть интерпретировано, и как третий звонок, и как третье кольцо. Я например выбрал первый вариант значения и описал известную байку о провозе кольца в каблуке ботинка, так как на советской таможне два обручальных кольца разрешали провозить, а третьего уже нет. А победитель того конкурса выбрал другой смысл названия. И так далее.

А были там люди которые, выбирали себе более легкий путь. У них уже был написан рассказ и в рассказе был упомянут, или магазин, или пивная, на вывеске которой было написано «Третье кольцо». Я называю такие рассказы портативными, потому что их можно представить на конкурс с совершенно любыми названиями. Допустим если конкурсное название «Голубой павиан» то такой писатель заменяет название пивной на «Голубой павиан» и посылает тот же самый рассказ.

Собственно, правила такого не запрещают. Но становится не так интересно. Это как в футболе, когда вратарь, собираясь выбить мяч из штрафной площадки, выронил его, а подсуетившийся нападающий забил его в ворота. Гол есть гол. Болельщики все равно довольны. Правила соблюдены. Но все-таки не на такие голы хочется смотреть.

Главная задача такого конкурса, насколько я это понимаю, это развивать свое воображение и постараться смоделировать свою собственную ситуацию вокруг задания. Это иногда означает – забраться на незнакомую вам территорию, там где неловко, и непривычно. Но не это ли означает победу над самим собой?

Соображения аудитории

Соображения подготовленности аудитории к тому о чем вы рассказываете, очень важны. Часто, один и тот-же рассказ, я перевожу совсем иначе, в зависимости от того на каком языке я это делаю – что-то убираю, а что-то добавляю. Например если мы ссылаемся в тексте на какую-нибудь поговорку, известный историческое происшествие или сказочный образ, то такое буквально переводить очень опасно. Не поймут.
Например у нас в классе был мальчик лилипут. На маленьком теле сидела голова колобка. Для русского читателя понятно кто такой «колобок», а для американского – совсем непонятно. Они понятия не имеют об этой сказке.

В свое время я напечатал большую статью в газете Сан Диего Юнион. Там у меня была фраза где я сравнивал что-то (уже не помню) с девушками прогуливающимися по улицам Поинт Ломы. Это такой район в Сан Диего, рядом с военной морской базой, где гуляют много проституток, сильно востребованных молодыми ребятами у отгуле. В тексте, я сделал только маленький намек, так как все жители сан диего были знакомы с этим феноменом. А если бы мне пришлось переводить статью на русский, то весь юмор фразы пропал бы.

Trigger - пусковой механизм

В известном романе Марселя Пруста «Поиски утраченного времени» протагонист пробует пироженное, которое он когда-то ел в детстве. Вкус этого пирожное пробуждает в нем поток воспоминаний, на котором потом строится весь роман.

Триггерный механизм присутствует, наверное, в любом литературном произведении. Кто-то видит в рассказе или романе больше, чем другой читатель, потому что он стал триггером собственных воспоминаний.

Хороший пример такого триггерного видения случился на этом конкурсе – это рассказ Евгения «Степной мираж. Всего один миг».

Не придираюсь особенно к этому рассказу. В нем есть много моментов, которые мне понравились. Просто так cлучилось, что он, и то что случилось при его обсуждении, хорошо иллюстрирует мою мысль.

Здесь у нас с Эльдаром были расхождение во мнениях. Также как и герой этого рассказа, он жил в этнически смешанном маленьком городке, ходил на танцы был подвержен всем тем же раздражителям. Рассказ окунул Эльдара в его молодость.
Я, однако, родился в Москве, и рос в гораздо более этнически однородной среде. Для меня эти строчки не всколыхнули никаких воспоминаний, а были просто довольно ненужными подробностями, тем более, что они имели тангенциальное отношение к теме рассказа. Другими словами, если бы воспоминания о своем родном городе в этом рассказе не было, то он бы совершенно не пострадал. Повторю, на Эльдара эти детали произвели впечатления – стали для него триггером, некими емкостями, которые он наполнил собственным эмоциональным содержанием. А для меня они так и остались пустыми емкостями. Эльдару не нужно было «видеть» происходящего, потому что он уже его «видел».

Это как рассказывать о фильме двум разным людям, один из который уже его смотрел, а другой нет. Естественно человеку, который его смотрел не нужно описывать все детали, а достаточно сказать «А помнишь, тот эпизод, а помнишь этот, а помнишь как такой-то сказал то-то? Это было здорово!» Но для второго человека, эта информация будет недостаточной. Так вот, в том и состоит величие литературы, чтобы дать читателю возможность пережить происходящее вместе с героями рассказа или романа. Пережить то, что он никогда не видел и не переживал. И это достигается построением картинки происходящего посредством художественного языка. Для меня в этом рассказе это «видение» было необходимо, так как раньше я не видел этого «фильма».

Рисуй, а не расскзывай

Сейчас меня опять начнут балоны катить, что я с умным видом кого-то намереваюсь поучать. Но скорее делюсь, тем что знаю и тем чему меня научили. Когда я начал писать мне тоже все говорили “show, don’t tell”. К тексту нужно, подходить не как полицейский, который пишет протокол о происшествии, а как художник, который пишет картину. Никто, конечно, никому не должен, можно и писать «как полицейский протокол» правилами конкурса это не возбраняется. Но человеческий мозг лучше воспринимает картинку. “Picture worth a thousand words” Как это по русски сказать? Картинка стоит тысячи слов.

Как это сделать – это уже другой вопрос. Это отнюдь не просто. Каждому нужно найти свой подход. Это не просто цветочки и небо описывать, хотя иногда это и это пригодится. Изменениями погоды можно например объяснить внутреннее состояние персонажа, или нагнетать настроение всей сцены.
Не помню какой это был роман, но он начинался со следующих слов. «А потом погода испортилась». На мой взгляд прекрасное стремительная начальная фраза. Сразу несет в себе столько информации.

Вот пример художественного текста Василия Аксенова из романа Ожог.

Возле метро, как всегда, в наполеоновской позе стоял мой сосед Корешок, брутальный мужчина полутора метров росту, но с ярко выраженным мрачным сексапилом. Исполинская грудь его была выпячена, волосы расчесаны и заправлены за крупные уши, голубой пижамный шелк полоскался вокруг крохотных ног.

Я поздоровался с Корешком, но он меня даже и не заметил. Мимо как раз бежали лаборантки из Института Кинопленки, и Корешок следил за ними мрачно горящим взглядом, воображая, должно быть, себя и свой член в их веселой стайке.

Замечательно описанный характер – пример легкости и остроумия аксеновского стиля.

Несколько других примеров художественного текста приведу из повести Платонова «Котлован».

К бараку подошли несколько каменных кладчиков с двух новостроящихся заводов, профуполномоченный напрягся от восторга последней минуты перед маршем строителей по городу; музыканты приложили духовые принадлежности к губам, но артель мастеровых стояла врозь, не готовая идти. Сафронов заметил ложное усердие на лицах музыкантов и обиделся за унижаемую музыку.

Можно было написать, что профуполномоченный нервничал и музыканты начали играть. Но Платонов своим построением фразы говорит о намного большем, чем только о динамической и структурной составляющей события. Несколькими словами он полностью описывает не только внутреннее состояние человека, но и систему его ценностей.

Второй пример.

Любая из этих пионерок родилась в то время, когда в полях лежали мертвые лошади социальной войны, и не все пионеры имели кожу в час своего происхождения, потому что их матери питались лишь запасами собственного тела; поэтому на лице каждой пионерки осталась трудность немощи ранней жизни, скудость тела и красоты выражения. Но счастье детской дружбы, осуществление будущего мира в игре юности и достоинстве своей строгой свободы обозначили на детских лицах важную радость, заменившую им красоту и домашнюю упитанность.

Тоже самое. В маленьком отрывке Платонов дает описание целой эпохи, будущего «обманутого поколения».

Население колхоза, скрывая мысль, молча стояло близ своего актива и грустно опустило свое общее лицо; одна же баба начала тихо обмокать слезами, а потом так разошлась и расстрадалась, что вся опустилась, и ее пришлось устранить в чулан.

Здесь «опустило свое общее лицо» на мой взгляд необычайно сильный художественный образ. Такого «общего лица» даже не существует в природе, но мне очень легко себе представить как все опустили в смущении лица. Однако так свежо и сильно как построил фразу Платонов, этот образ «общего лица» гораздо лучше запоминается и потом еще долго стоит перед внутренним взором. Платонов делает тебя если не участником происходящего, то по крайней мере позволяет тебе быть обозревателем, находящемся прямо там очень близко от происходящего.

Разумеется Платонов, скорее всего, не нарочно такие образы выдавал, а он сам так думал. Ну это уже талант, или гений если хотите, это планка, к которой никогда не подобраться. Но пытаться развиваться в этом направлении, я думаю, нужно. От этого ваше письмо станет ярче, богаче и лучше запомнится.

Письмо – это как любое ремесло. В нем есть свои навыки и свои правила. Можно, конечно, «идти другим путем» (как говорил Ильич). Но зачем же биться головой о стену, когда уже существует дверь.

Есть конечно мастера своего дела, которые отходят от канонов, и часто в своих поисках открывают новые двери в той-же самой стене. Классический пример этого – забота Гойи «Портрет семьи Карла IV». В те времена ценители искусства нашли этот портрет варварским, пощечиной общественному мнению, граничащим с оскорблением величеств.

Сегодня, нам нужно долго копаться в книгах по истории искусств, чтобы понять что в этой картине такого уж революционного. Возвращаясь к моей мысли, нужно принять во внимание тот факт, что к этому времени Гойя был уже первым придворным живописцем и блестящим мастером, изучившим все правила и знающим от чего он отступает. Если я вдруг встречу на Голосе такого вот гения – разумеется он может отступать от правил. Но пока что я такого не встретил и даже следую каким-то правилам пространство для творчества поистине огромно.

Расскажу об одном правиле, которое я сам для себя открыл, и которого стараюсь всегда придерживаться. Я редко пишу “он сказал” или “она сказала”. Когда два человека говорят итак ясно кто есть кто, и такие добавки только утяжеляют письмо. Вместо этого я стараюсь заполнить это пространство каким-нибудь действием, которое происходит параллельно диалогу или наблюдением за поведением персонажа. Это кстати хорошее место, чтобы исподволь показать внешность человека.

-- Как вкусно пахнет... Константин глубоко вдохнул длинным носом, блаженно прикрыв коровьи глаза.

Величие писателя состоит в силе их художественного видения, способное воссоздать воображаемую ими реальность в чужом мозгу и вызвать эмоциональный отклик у большого количества читателей вне зависимости от их взглядов и ценностей.

Я, например, терпеть не могу Виктора Гюго и его высокопарный стиль. Но тем не менее не могу отрицать художественную ценность его NOTRE-DAME DE PARIS. Она погружает тебя в мир 15 столетия, и ты невольно для себя вживаешься в это повествование и начинаешь сопереживать с его героями.