«Поэзия Голоса». Пять книг на букву Ш

Когда мне выдали букву Ш, я немедленно вспомнил «Школу шутов», но рассказ о ней лучше оставить на десерт. А начну я, пожалуй, со школьной программы.

Николай Гоголь. Шинель

Первая книга в моём списке — сакраментальная повесть «Шинель» из которой, если верить Эжену Вогюэ, все мы вышли. Буду краток: как часто случается с классикой, оказанное ею влияние совершенно не совпало со временем прочтения.

В школе гоголевская повесть казалась мне избыточно мрачной, но после я понял, что автор был чрезвычайно благосклонен к своему «маленькому человеку», дав ему возможность посмертной мести — жестокая повседневность обычно менее добра.

Аркадий Аверченко. Шутка мецената

Для пересказа фабулы «Шутки...» нам снова пригодится Гоголь — только на этот раз «Ревизор». Тамошний городничий, по его словам, сосульку, тряпку принял за важного человека, а с героями Аверченко произошла прямо противоположная история. Впрочем, на их месте мог оказаться каждый — после избушки и старушки уж точно.

Не понимаете, о чём я? Так прочтите же эту книгу поскорее! Там много хороших шуток и самую малость неожиданный сюжет — отличное чтиво для всякого, кто молод и остроумен.

Или, по крайней мере, был молод и остроумен.

Джеймс Фенимор Купер. Шпион, или повесть о нейтральной территории

Джеймс Фенимор Купер, подаривший нам знакомство с Чингачгуком, Соколиным Глазом и прочими пионерами, бродящими у истоков Саскуэханны, скрашивал моё детство не только приключениями последних могикан. Его «Шпион» описывает времена войны за независимость Соединённых Штатов и рассказывает о человеке, скрытно снабжавшем американцев информацией об англичанах.

Впрочем, прямолинейное морализаторство в стиле «быть, а не казаться» не увлекло меня и тогда. Гарви Бёрч, на мой вкус, слишком напыщен для шпиона (в сцене с Вашингтоном, по крайней мере, когда он нечаянно наступает ногой на деньги) — видимо, по сходным причинам я не люблю Джеймса Бонда.

Гораздо больше мне понравился драгунский капитан, собиравшийся взять саблю для защиты от хирурга — чтобы тот ничего ему случайно не ампутировал.

Если коротко, книга из тех, что не хочется перечитывать в зрелом возрасте из-за опасения разочароваться — вполне, заметим, небеспочвенного.

Оноре де Бальзак. Шагреневая кожа

Роман о злоключениях Рафаэля де Валентена покорил меня в первую очередь разными бытовыми и культурологическими подробностями. Главный герой ходил пару дней без перчаток, а потому руки у него недостаточно чистые (интересно, как это — ходить в перчатках в тёплую погоду?), игроки постоянно удваивают ставки (про мартингал мне тогда ничего не было известно), сцена пробуждения после попойки — несмотря на избыточный пафос — всё же довольно достоверна и в целом неплоха.

Сюжет тоже хорош, правда, меня сбивало с толку несколько помпезное изложение, избыточная метафоричность (образ столетнего старика, бойко излагающего своё жизненное кредо, казался мне надуманным) и слово «разврат», применяемое к карточным играм. Пересказывать в подробностях не стану, если кому-то невтерпёж — обратитесь к Википедии.

Но всё же отмечу, что книжка вполне заслуживает прочтения. А мы переходим к финалу.

Мишель де Гельдерот. Школа шутов

«Школа шутов» — собственно, не книга, а пьеса. Сюжет у неё следующий — бывший королевский шут Фолеаль скупает уродливых детишек, учит их своему мастерству и, когда вырастут, продаёт богачам. Воспитанников он презирает, те его ненавидят и находят случай отомстить: у наставника погибла дочь — её убил бывший ученик мастера. Поэтому Гальгюнт, предводитель шутовского сброда, собирается показать учителю небольшой спектакль: разыграть перед ним сцену гибели его дочери настолько подробно и достоверно, чтобы старик сдох на месте.

Тут я приостановлюсь и расскажу, почему эта пьеса так для меня важна. Дело в том, что в школьные годы я увлёкся театром и занимался в классе театральной игры при местном ТЮЗе. А один из актёров основного состава как-то взялся ставить с нами эту самую «Школу...».

Мы были в восторге: настоящая вещь, взрослая, захватывающая. До этого нас преимущественно использовали на ёлках и спектаклях для детей. А тут — всё иначе: шуты, короли, смерть и актёрское мастерство. Что ещё, скажите, надо влюблённым в театр подросткам, живущим в маленьком заполярном городке? К тому же режиссёр ТЮЗа в тот момент была в отъезде, и действие пьесы напрямую пересеклось с нашей жизнью — спектакль мы готовили тайком, как и гальдеротовские персонажи, собравшиеся свести в гроб своего учителя.

А потом режиссёр вернулась — закончить мы успели, добрались до эпизода первой брачной ночи — и вот тогда... Жизнь сошлась с театром вплотную: пьеса уж точно была не для тогдашнего юношества и вполне могла довести до инфаркта тех, кто за юношество отвечал. Там, к примеру, есть сцена, когда один шут домогается другого (оба мужчины), при этом они прячутся за гробом. В общем, юный зритель советских времён такого бы не потянул.

Был скандал — мы узнали о нём по слухам и пересказам. Нашему самопровозглашённому предводителю здорово досталось. Впрочем, радикальных последствий не последовало ни для кого, всё обошлось.

Но пьёсу мы всё же успели прочесть до конца, и с тех пор знали самый главный секрет шутовского мастерства. Точнее, даже не шутовского, а, как уверял нас автор, всякого искусства, что стремится быть вечным.

Там, кстати говоря, нет ничего лишнего. Всего одно слово. Просто и точно.

И вы его тоже узнаете, если прочтёте «Школу шутов».