"Премьера Голоса": Повесть Юрия Москаленко "В погоне за кошкой Шрёдингера" (часть 1-я)

[Иллюстрация @konti]

Юрий Москаленко (на Голосе @biorad) – уже состоявшийся, опытный автор. Он начинал как детективщик и в этом качестве был принят в Союз писателей в 1992 году. Сегодня Юрий Москаленко представляет нам свою ранюю повесть.

От автора

Однажды меня пригласили в гости «знайки». Умные, пытливые ребята. Тогда уже не было Дворцов пионеров, «кванториум» если и проглядывался, то в далекой перспективе, а здесь, в гимназии, был прекрасный преподаватель по физике, который собрал вокруг себя талантливых 12-14-летних мальчишек и девчонок.

Для чего им понадобилась встреча с писателем – ума не приложу, зато помню, что в науке они все норовили припечатать мои лопатки к борцовскому ковру.

Проходили они в тот вечер кошку Шрёдингера. Её расписывать не буду, почитаете кому интересно. Ох, и спорили – правда ли это? Вымысел? Действительно ли она «вертится»?

Первую часть мини-повести написали вместе с ребятами. Они взяли с меня слово, что в произведении не будет занудства, но сохранится романтика и таинственность.

В чём-то эта повесть может показаться «простенькой» для писателя. И строчки не всегда «утяжелены» метафорами, и «разжевывание» порой проглядывается. Но из песни, как говорится, слов не выкинешь.

Я поддерживаю связь с этим учителем. На днях он сообщил, что пять человек из той нашей группы сегодня пишут кандидатские.

Понравится ли повесть или нет – сейчас уж не столь важно. Главное – ребята не отвернулись от физики, от науки. И дай им Бог счастья – доказать все свои жизненные теоремы…

В ПОГОНЕ ЗА КОШКОЙ ШРЁДИНГЕРА

Часть 1-я

Врагу не пожелаешь оказаться невольным затворником. Да ещё в такой ситуации, когда нет не то что света в конце тоннеля, но и самого тоннеля. Это в тысячу крат хуже самой изощрённой пытки.

– У меня от этих апельсинов уже изжога, – бортинженер космолёта «Сириус» Евгений Голубцов схватил яркий круглый плод и запустил им в противоположную стену. Вместо того чтобы разлететься на кусочки и брызнуть ярко-оранжевым соком, фрукт отскочил от препятствия и целехоньким нырнул в ладонь разгневанного Женьки.

– Командор, я уже не могу, нервы сдают, – тихо взмолился бортинженер, убедившись в том, что все его попытки избавиться от апельсина обречены на провал.

Леонид Утицкий даже не повернул голову в сторону товарища по несчастью, всё его внимание было поглощено разгадыванием судоку. Конечно, он мог покончить с этими простенькими схемами в два счёта, но безделье было куда более непереносимым.

– Лизанька, ну, скажите хоть вы мне что-то, – взмолился Голубцов, повернув голову к третьему члену экипажа – Лизе Ласточкиной.

– Сколько раз я просила не называть меня этим старомодным и дурно звучащим именем. Можно красивее – Элиза, – зашипела, как кошка, врач экипажа. Но что, в конце концов, возьмёшь с Голубцова – изысканностью манер и тем более тактичностью он никогда не страдал.

С них, кошек, всё, между прочим, и началось. Научный совет их института решил доказать, что такого понятия, как «Кошка Шрёдингера» вообще существовать не должно…

– Это мыльный пузырь! Дутый мыльный пузырь, который готов лопнуть от первого же прикосновения здравых фактов, – кипятился за трибуной актового зала профессор Удальцов. – Вся эта теория нужна была Эрвину Шрёдингеру только для того, чтобы нацисты поняли, какой для них «светильник разума угас».

– Ну причём здесь это, Леонард Сигизмундович? – крикнул с места вот уже несколько лет подающий надежды кандидат физических наук Витольд Абрикосов. Он, как тень, ходил по пятам Удальцова, в душе надеясь, что тот, наконец, обратит на него внимание и поможет завершить работу над докторской, которая на протяжении долгого времени отравляла существование доцента. Вот Абрикосов и не упускал случая уколоть профессора. Независимо от того, где это было: на кафедре, в пивной или на поле для гольфа.

– Эрвин Шрёдингер высказал предположение о существовании знаменитой логической загадки в 1935 году, – поддержал доцента ещё один вечный оппонент Удальцова – профессор Исайя Блюмфельд. – К тому времени нобелевский лауреат Шрёдингер почти два года жил в Оксфорде, где прятался от нацистов. До него они вряд ли могли дотянуться в самом сердце Великобритании.

– А вы никогда не задумывались над тем, что Эрвин всё это мог делать в пику фашистам? – сделал вид, что абсолютно не замечает подобных кавалерийских наскоков Леонард Сигизмундович. – Достаточно вспомнить слова Ганса Плейеля, представителя Шведской королевской академии наук. Он отметил австрийского учёного за «создание новой системы механики, которая справедлива для движения внутри атомов и молекул». А позже подчеркнул, что волновая механика как позволяет получить решение ряда проблем в атомной физике, так и даёт простой и удобный метод исследования свойств атомов и молекул. Всё это станет мощным стимулом для развития физики.

Не надо забывать, что именно в 1935 году молодой учёный Вернер фон Браун вернулся из Цюриха в Берлин и ему не побоялись доверить группу из 80 научных сотрудников для того, чтобы разрабатывать специальные ракеты. А там и до атомной энергетики было рукой подать…

– Вы как всегда путаете Божий дар с яичницей, – невозмутимо продолжил Блюмфельд. – С чего вы решили, что ракеты фон Брауна имеют хоть какое-то отношение к кошке Шрёдингера?

– Спасибо, профессор, – живо откликнулся Удальцов. – Наконец-то вы меня поддержали. Я вам о том же толкую: логическая задача Эрвина нужна была единственно для того, чтобы отвлечь лучшие умы Германии на её решение.

– Ничего я вас не поддерживаю, не передёргивайте, – нахмурился Исайя. – Если бы знаменитый француз Луи де Бройль не получил в 1929 году Нобелевскую премию за открытие волновой природы электронов, вряд ли бы Шрёдингер составил свою задачу. Ведь он опирался на теорию Бройля.

– Да какая разница, на каком полу стул стоит! – не унимался Удальцов. – На дощатом, стеклянном или глиняном? Важно, сколько у него ножек. Так и с Эрвином. Он озадачил нацистских физиков на сей бесполезный труд, а сам только потирал ручки…

– Господа, не могли бы вы стать столь любезными, чтобы пояснить мне суть научного спора? – Внизу, прямо напротив трибуны откуда ни возьмись появилась стройная девушка с большим блокнотом в одной руке и ручкой «Паркер» в другой. – Я журналист радио, и мне очень важно, чтобы хоть кто-то из вас втолковал мне, что это за задача.

Все трое спорщиков дружно повернули к эффектной красавице головы. Женатый вот уже почти полвека на своей бывшей лаборантке Леонард Сигизмундович не сразу нашёлся что ответить. Старый холостяк Блюмфельд («Уж лучше я сам буду свой век куковать, чем жениться на лаборантке, как Удальцов») тоже замялся – любая красота требует жертв, а он к ним ещё явно не готов. И только Абрикосов, который никак не мог закончить докторскую, в том числе и из-за того, что постоянно волочился за чьей-то юбкой, с ходу вбуравился в беседу.

Он подхватил блондинку за локоток и, пожирая её своими тёмно-голубыми, почти как омут, глазами, нежно произнёс:

– Голубушка, вам никогда не приходило в голову, что какое-нибудь существо может одновременно существовать в двух или трёх измерениях?

– Как вы сказали? – у журналистки, казалось, волосы взметнулись вверх от ужаса. – Вы сказали одновременно? Неужели такое бывает?

– Вот об этом, собственно, и загадка. Легендарный Луи де Бройль предположил: каждой частице всякого вещества соответствует волна, заполняющая всё пространство. Её амплитуда достигает максимума там, где в настоящий момент находится частица. Но вся беда в том, что в любой миг без видимых причин она может изменить местоположение. Шрёдингер, размышляя о странностях поведения частиц, поставил мысленный эксперимент, ставший настоящей шарадой на долгих три четверти века.

– Интересно, – снова встрепенулась девушка с блокнотом. – И даже весь ваш институт не справился с этим?

Она обвела глазами зал.

– Какой там наш институт… – отмахнулся доцент. – Над этой разгадкой бились лучшие умы человечества. Казалось бы, «бином Шрёдингера» уже решён и законы микромира никак не могут быть перенесены на живой мир, в частности, на человека.
Но тут появились эти два американца – Кристофер Монро из Института стандартов и технологий и Дэвид Ричард из Массачусетского университета. Парни располовинили атом гелия, уничтожив лазерным импульсом один из двух электронов. Затем они «заморозили» электрон, понизив его температуру почти до абсолютного нуля. Тут-то и произошло невероятное. Атом гелия снова оказался в обоих состояниях – в одном электрон крутился по часовой стрелке, в другом – против часовой...

– Не путайте меня, пожалуйста, – попросила блондинка. – У меня даже мозги закипают. А какое отношение к кошке имеют атомы гелия?

– Так вы не перебивайте, дослушайте…

(Продолжение следует)