«Дайте мальчику свободу за красивые глаза». Верхотурская детская трудовая колония. Часть 3

Автор @excursovod
Предыдущая часть

Шолоховские герои из «Поднятой целины»: Давыдов, Нагульнов, Майданников – не родились по природе такими, их создала сама жизнь, жизнь тех дней. Воспитатели колонии были искренны, правдивы, они не скрывали себя. Они перед воспитанниками были только старшими, требовали от них одного: «Пора и Вам расколоться, как и мы раскололись».

Это положение имело свое воздействие и в воспитательной работе, и в культурно-массовой. Большое воспитательное значение имела печать: 2 раза в неделю выходила многотиражная газета колонии, печатавшаяся в местной типографии. Эта многотиражная газета была очень боевым органом колонии (редактором был кунгуряк, он умело подбирал корреспондентов, умело руководил). Воспитанники как-то чувствовали, что им скажет очередной номер газеты, и ждали его выпуска. В культурно-массовой клубной художественной самодеятельности было много номеров на злобу дня. Из Кунгурской трудовой коммуны была переведена и часть учителей.

В продолжение ряда лет конца 30-х годов вплоть до 1946 года колонию возглавлял Ермолович Владимир Александрович. И всем своим лучшим в указанные годы колония обязана ему. Большой вклад в нее внес и преемник Ермоловича, Таскаев Никифор Сергеевич.

Конечно, не все было так хорошо и гладко. О своей работе в ДТК вспоминал Мурзин Василий Александрович, с лета 1936 по сентябрь 1938 года состоявший на учете в комсомольской организации колонии. Он входил в состав комитета комсомола вместе с Александром Сычевым, врачом Фридманом. «Работа комсомольской организации направлена на перевоспитание малолетних правонарушителей, каждому комсомольцу закреплялась комната или общежитие с воспитанниками, где они обязаны были проводить работу, чтение книг, проведение бесед, игр, вести борьбу с карточной 50 игрой. По работе в колонии запомнились комсомольцы-активисты: Барихин – воспитатель, Аня Батухтина, Нестерова, Батурина – учителя и заведующий учебной частью Саша Сычев, учителякомсомольцы Михаил Ржавцев и Иван Углицкий. Очень запомнились одни сутки конца декабря 1937 года (мы его наименовали декабрьским «бунтом»). В течении этих суток, когда небольшая часть воспитанников, воспользовавшись слабостью воспитателя (его фамилию забыл), выпустила из карцера нарушителей дисциплины, захватила верхний этаж одного корпуса, на нижнем этаже которого был и комитет ВЛКСМ, и бесчинствовала там, никого не подпуская к нижним окнам, а лестничный пролет забросав тумбочками, кроватями, разобранными косяками и печами, выражая недовольство управляющим колонией Вознесенским. Комсомольцы колонии не ушли домой до тех пор, пока не удалось ликвидировать этот «бунт».

Еще об одном бунте 1938 года, получившем название «верхотурский шумок», вспоминал в книге «Детство в тюрьме» Петр Якир. Арестованный в 14 лет как сын «врага народа» командарма Ионы Якира, уничтоженного в 1937 году, Петр Якир провел в сталинских тюрьмах и лагерях 17 лет. Одна из глав его книги посвящена Верхотурской колонии.

"...Колония существовала уже более пяти лет. В ней находились как осужденные, так и не осужденные до исправления. Не осужденные в основном были до 12-летнего возраста. Режимной колония считалась потому, что здесь содержались рецидивисты и склонные к побегу. В нашей колонии, как и в других, имелся актив из заключенных, который следил за порядком. В него вошли воришки второго сорта, которые не соблюдали жульнических законов и не пользовались жульническими привилегиями. Так как их было значительно больше, чем «чистокровных» воров, и их поддерживала администрация, то почти всегда, в конце концов, побеждали они. Однако между этими двумя группами иногда разгорались настоящие сражения.

...В колонии все работали по четыре часа в две смены, учились тоже по четыре часа. Выпускала колония ручные веялки. Меня определили в литейный цех. Сначала учеником формовщика, а затем формовщиком. Норма была большая, но я ее выполнял. За работу в горячем цехе нам выдавали каждый день пол-литра молока. В школе я начал заниматься в восьмом классе. В классе было три человека осужденных за своих родителей: Володя Бауман, сын члена ЦК КПСС, Коля Ухов, сын работника Свердловского обкома, Миша Медведь, сын начальника НКВД Ленинграда. Все они были осуждены на 5 лет.

...В колонии была самодеятельность. Все в обязательном порядке должны были участвовать в каком-нибудь кружке. Сначала я пошел в кружок баянистов, но с трудом разучив несколько произведений, перешел в драмкружок, где готовилась к постановке пьеса «Пионерская застава». Я знал, что спектакль будут играть для вольных за зоной. Выход за зону для меня был мечтой – я решил бежать."