«Поэзия Голоса»: Повесть Юрия Москаленко «Сто «битков» с того света» (часть 3-я)

Оформление @konti

Автор: Юрий Москаленко, @biorad

Часть 3-я

Остаток дня проходит для Алексея Степаныча как в страшном сне. Он не находит в себе силы даже пошевелиться. Конечно, нужно что-то делать, вызвать полицию, медиков, возможно, позвонить в ритуальную контору, кто-то же должен заниматься скорбными делами. Но у него самого жизнь словно вынули одним махом.

Из состояния небытия беднягу выводит звонок в дверь. Пенсионер мутным взглядом косится на дверь и решает, что лично ему никто звонить не может, а Сёмке уже без разницы, кто к нему пришёл в гости.

Незваная гостья

Но звонящий очень настойчив. После одной серии звонков, начинается вторая, третья, и у Степаныча возникает необузданное желание открыть дверь и с ходу врезать в челюсть тому, кто посмел нарушить его полудрёму.

Он кряхтя поднимается, проворачивает внутренний замок и выглядывает в приоткрывшуюся щелку. На пороге — Ирка.

— Дядя Лёша, дядя Лёша, — тараторит она, не скрывая радостного возбуждения. Поздравляю вас! Мы теперь богаче, любого миллионера. Ох, и заживём, порадуемся!

— Дура, — едва слышно выдыхает хозяин. — Чему порадуемся?

— Сёмка вчера сказал, что у него теперь 100 миллионов рублей, и он мне по телефону сделал предложение. Я пришла сказать ему, что согласна! Я буду верной женой...

Все эти слова пролетали поверх головы Степаныча. Он никак не мог въехать в их смысл.

— Ну пустите же меня скорее, — не унималась Ирка и плечом толкнула дверь.

Силы в этой крепкой и, как всегда выражалась Суламифь, дебёлой тёлке было на два таких хилых мужчинки, как Степаныч. Этот удар его чуть развернул, и гостья протискивается, наконец, в прихожую.

В ней она не задерживается, а с ходу вламывается к Сёмке. Её полузадавленный крик вовсе не напоминает пароходный гудок, как могло бы статься у женщины такой стати. Она что-то бормочет, всхлипывает, пенсионер может разобрать только одно: «Сёмушка, Сёмушка!»

Потом она выскакивает к Степанычу и, размазывая тушь по щекам, тихо спрашивает:

— Когда?

— Сегодня ночью, — отмахивается от неё, как от назойливой мухи, Степаныч. — Я спал, но мне казалось, что из его комнаты вышли двое.

— Полиция уже была? — деловито осведомляется Ирка. — Медики?

— Никого не было, ты же видишь — всё нетронуто.

— А где у Сёмки пластиковая банковская карточка?

— Откуда мне знать? Она уже ему ни к чему…

— Ему, конечно, — поясняет женщина, — а нам, то есть вам, — быстро поправляется она, — очень даже нужна. Пока банкомат её не заблокировал, мы можем снять деньги…

— Да какие там деньги у Сёмки? — начинает звереть от Иркиной бесцеремонности Степаныч.

— Здрасьте вам, какие? — удивляется гостья. — А эти сто лимонов? Не в банкнотах же он их хранил дома…

— Дура, — с ещё большим нажимом подчёркивает хозяин квартиры. — Деньги у него были, но как их получше назвать — не настоящие.

— Виртуальные, что ли?

— Да-да, они у него в каких-то битках хранились, не знаю даже где.

— Все-все? — не верит Ирка.

— Все-все, — передразнивает Степаныч. — Из наличности только остатки моих отступных, которые мне при увольнении дали. Посмотри внутри пиджака, не унесли ли денежки эти чёртовы архаровцы? Хотя, погоди, я сам. В моих карманах только Суламифь имела право копаться…

Он телепается в коридор, лезет во внутренний карман, бережно достает три рыжие купюры по пять тысяч каждая.

— Не тронули, сволочуги, хоть одна хорошая новость за последние двадцать четыре часа, — улыбается в один день постаревший лет на пятнадцать мужичок. И тут же дыхание у него перехватывает. Как там, в подъезде, он оседает на пол, держась за коридорную стенку. Ирка болидом несётся в кухню, возвращается со стаканом воды, вручает его больному, а сама зубами отгрызает бумагу с упаковки валидола. Достается таблетку и, дождавшись, пока её несостоявшийся тесть допьёт воду, протягивает ему кругляш.

— Под язык, дядя Лёша.

Затем она легко и бережно отрывает податливое тело от пола, осторожно заносит в комнату и укладывает на диван.

Мир снова растворяется в густом тумане, и Степаныч впадает в сон.

Он у него тяжёлый, как огромный ртутный шар, который накатывается на них с Суламифью и Сёмкой, когда они гуляют в лесу. Шар скатывается с косогора, тоненько разламываются ветки кустарников, которые он перемалывает на пути к ним. Хорошо ещё рядом с семейкой Веленгутовых растёт огромный и очень прочный тополь.

— Устоит, — прикидывает Степаныч и, подталкивая снизу сначала Сёмку, а потом супругу, помогает им взобраться повыше.

— Папка, — по-заячьи визжит сынок, — папка, спасайся!

Степаныч вскарабкивается по стволу, мощно отталкивается от толстого сука.

Вне игры

— Гляди, — говорит кто-то у «спящего» над ухом. — Ещё брыкается.

Тяжёлые веки едва разлепляются, пропуская в просвет два неясных силуэта почему-то во всём белом. Ангелы?! За ним?!

— Где я? — разлепляет сухие губы Веленгутов.

— Где-где? — передразнивает его один из ангелов. — В приёмном отделении. Сейчас повезём тебя…

— В морг? — вскрикивает Степаныч.

— Идиот, — беззлобно шлёпает пациента по плечу медик. — В реанимацию. Если бы ты знал, сколько мы с тобой помучились?! Два раза пришлось прижигать тебя дефибриллятором. Считай, с того света вытащили. Отлежишься, наберёшься силёнок и возвратишься к нормальной жизни.

— А Сёмка?

— А что Сёмка? Сыну твоему уже никакая реанимация не поможет. Тут какая-то баба с нами порывалась ехать, да ей полиция не позволила. Допрашивают её. Она не очень умная, на первый взгляд. Зачем-то сказала им про какие-то сто миллионов рублей. Вот они в неё и вцепились, как питбули. А пока всё о денежках не узнают — вряд ли отпустят…

Вроде бы только три слова произнёс пенсионер, а уже разбит. Губы как свежим цементом прихватило — ни слова сказать не может. И пошевелиться тоже. Открывает глаза и безучастно следит за тем, как по потолку коридора приёмного покоя проложила себе путь тонкая тёмная трещина. Это значит — его уже везут на каталке к лифту.

Где же ты?

Последующие несколько дней, со счёту которых он давно сбился, Степаныч решает очень важную задачу для себя: жить или не жить? И от жизни вроде бы теперь никакой радости, но и помирать не особо хочется. Он пытается вспомнить, что такое важное он не успел сделать? Это мысль ворочается, как медведь в берлоге, но никак не хочет показать своё «лицо», чтобы всё прояснилось.

Наконец, «лицо» ему показывают — это пигалица Светка из 35-й квартиры. Вся в конопушках. Смотрит на него строго и будто говорит:

— Ты меня обманул, дедушка! Так и не написали в нашу школьную стенгазету заметку о том, как я тебя спасла…

— Тьфу ты! — пытается сплюнуть Алексей Степанович. — Вот только мне теперь и нужно твоей стенгазетой заморачиваться. У меня есть дела поважнее — нужно найти 100 биткойнов от Сёмки. Это всё равно, что привет с того света. И в память о сыне я обязательно должен это сделать!

Только где их искать? Что вообще они собой представляют? Одному наверняка не справиться. Нужно найти какого-то мозговитого человека, который в них разбирается. Но где его взять?

Ничего путного ему в голову не приходит. Лоб покрывается испариной, того и гляди, опять прихватит сердце. И тут на потолке словно материализуется лицо Ирки.

— Вот у неё и спрошу, — решает больной и проваливается где-то посередине между сном и явью.

Окончание пролога
Продолжение следует…