10.
Здесь, наверху, у бабушки, он вот уже часа два никак не мог уснуть, хоть и прилагал к этому всевозможные усилия… Нельзя сказать, чтобы мешала бабушка, которая пряла в соседней комнате. В другой раз под мерное поскрипывание прялки уснул бы ещё скорее. Но сегодня было и душно, и противно, и тяжело на сердце…
Никогда не думал, что это настигнет его в таком позднем возрасте – 42й год шёл ему… Да и вообще не думал, что когда-нибудь почувствует себя пасынком! В детстве он не был обделённым, к нему относились, как и к другим детям, даже как самого старшего уважали в какой-то мере…
Что же случилось теперь? Он ли стал другим, отец ли изменился, или вообще причиной их ссоры послужило какое-то постороннее событие, случайное и необязательное? Поди, разберись теперь…
Внешне всё выглядело очень просто.
В отпуск Валерий приехал к родителям, хотя обычно уезжал куда-нибудь к морю (до которого было рукой подать)… В это время в доме шёл ремонт, нужно было помочь. Валерий с жаром принялся за дело,- хотелось поскорее закончить, чтобы и на отдых осталось немного времени… Хотя бы с недельку!..
Однако отец, видя, что появился такой активный помощник, сам стал работать медленнее, часто отвлекался от ремонта, уходил куда-то и, как правило, возвращался подвыпивший…
Валерий терпел. Но когда отец, уже в который раз в тот день, выпросил со скандалом у матери деньги на четвертинку, Валерий не выдержал.
- Если принесёшь бутылку домой, я разобью её об угол! Я свой отпуск гроблю, стараюсь поскорее сделать ремонт, а ты на каждом шагу только пьёшь! Что я, как проклятый, должен один работать?!
Отцу много не надо – заводится с полоборота.
- Ну, и убирайся отсюда ко всем чертям, без тебя управлюсь, сопляк! Заработался он! Хоть сейчас можешь ехать!
Валерия словно кто подтолкнул.
- А я не к тебе приехал, а к матери! Уеду, когда захочу!
- Вот ты как заговорил? – Отец угрожающе побледнел, но тут же стал багровым. – Уйди с глаз моих, скотина, подонок ты неблагодарный!
В скандал вмешалась мать, но только больше масла в огонь подлила. Отец рассвирепел, никого не слушал, готов был избить любого, кто попадётся под руку, встанет на его пути…
Валерий тогда ушёл с каким-то оборванным сердцем, но мать, рыдая, продолжала уговаривать отца, уже не понимая, о чём, лишь твёрдо понимая, во имя чего… Он кричал на неё последними словами, весь накопившийся гнев выплёскивал на бедную её голову, а Валерия только чудо удержало от смертельной драки…
С тех пор прошло уже несколько месяцев, почти год, но боль не прошла, а затаилась, как пружина, в подполье души… По случаю приезда всех братьев решился приехать и Валерий. Он привёз пару бутылок хорошего вина, колбасы…
Когда разливали вино, отец сказал, что не любит вино, - и налил себе водки: отдельно от всех, подчёркивая этим, что он не желает принимать подарка от Валерия… Все это поняли, повисла неловкая пауза…
Валерий сказал, что такому дерьму он ещё и не даст такого хорошего вина, пусть жрёт водку, хоть подавится ею… Мать попыталась его остановить, но было уже поздно.
Отец, набычив шею и налив кровью глаза, медленно приподнялся над столом, медленно взял со стола тарелку с картошкой – и вдруг с каким-то раздавленным криком «Заткнись, паскуда!» швырнул тарелку в Валерия. Выскользнув из рук, она разбилась о край стола, дымящаяся картошка попала на Валерия, на других братьев, раскатилась по полу… Все вскочили: одни схватили отца, другие Валерия, который уже вцепился смертной хваткой в стул. Чувствуя, что ему не дадут ударить стулом, он грохнул его со всей силы об пол и закричал каким-то петушиным голосом, близкий к истерике…
… Стыдно, противно, душно было ему сейчас! Этот стук входной двери внизу моментально напомнил ему происшедшую сцену и вновь заставил пережить её. Обида сжигала душу, сознание давило на голову тяжёлыми мыслями, тело задыхалось…
«Когда же всё это кончится? – с отчаянием подумал Валерий.- Был бы сейчас автобус, уехал бы, не оглянувшись, - и пропади оно всё пропадом: сто лет больше сюда не приеду!»
Вошла бабушка, зажгла свет, поискала что-то, разговаривая сама с собой, нашла, и, увидев, что Валерий ворочается, не спит, поспешила выключить свет. «Спи, спи, унучок» - сказала она ему, как маленькому, - и вышла в соседнюю комнатушку…
За окном раздался шум, - видно, кто-то из проказников, по обыкновению, тряc яблоню на территории сада (той, что росла во дворе, уже не хватало им!), а компания криками подбадривала смельчака. Бабушка в открытую форточку прокричала им привычную бранную фразу, со своим неповторимым местечковым колоритом, и озорники со смехом и полными карманами яблок умчались восвояси…
Но кто-то ещё маячил на дереве. В полумраке трудно было различить, кто это и что там делает. Выключив свет в комнате и прислонившись лицом к стеклу, бабушка подслеповато сощурилась, бормоча себе под нос готовые вырваться наружу проклятия. Но вдруг на ещё светлом фоне неба взметнулись широкие крылья птицы, - оказалось, что это вовсе не на яблоне, а в своём гнезде на вербе аист пытался устроиться на ночь…
- Так вот який хулиган тут размахався, - умиротворённо забормотала бабушка,- бусел прилетев… Ну, ну, сяди, никто табе не чипляет… Хоть бы клюнув кого у задницу, басурманов эдаких… усе яблоки посломали…
Она включила свет и стала наматывать из пряжи клубки, одновременно очищая нитки от «сюсликов» (так она называла узелки, наросты и скатыши на нитках) и продолжая разговаривать: то ли сама сама с собой, то ли с аистом…
(Продолжение следует)