«Премьера Голоса». Исторический детектив Юрия Москаленко «Адмиралы» (часть 22-я)

Обложка @konti

Автор: Юрий Москаленко @biorad

Продолжение. Часть 1-я, часть 2-я, часть 3-я, часть 4-я, часть 5-я, часть 6-я, часть 7-я, часть 8-я, часть 9-я, часть 10-я, часть 11-я, часть 12-я, часть 13-я, часть 14-я, часть 15-я, часть 16-я, часть 17-я, часть 18-я, часть 19-я, часть 20-я, часть 21-я

Адмиралы. Книга вторая. Тайна адмирала Сенявина

Часть 22-я

Пан Клеофас опять поморщился.

— Какая разница, сколько у него было жён? Главное, мы с вами общаемся и пришли к общему знаменателю — мой предок был героем…

Конечно, я бы мог возразить. Но вместо этого выпил два глоточка изумительного напитка и решил перевести разговор на несколько иную тему.

— Давайте поставим точку в этом рассказе. Меня интересует только одно: когда и по какому поводу был написан полонез, названный «Прощание с Родиной»?

— С этим тоже не всё так просто. Историки не пришли к единому мнению. Одни утверждают, что это произведение родилось в 1794 году, когда после разгрома войск Костюшко Огиньский вынужден был покинуть родину. Другие, и их большинство, уверены, что полонез написан после 1820 года, когда окончательно разочарованный политикой Александра I композитор согласился переехать на родину второй жены — в Неаполь. Вторая версия кажется лично мне более правдоподобной. Ведь в 1794-м Михалу не было и 30 лет, вся жизнь, как говорится, впереди. А в 1820 году его всё чаще и чаще грызла подагра, и с каждым месяцем и годом надежда на возвращение становилась всё призрачнее…

Во время этого рассказа я очень внимательно следил за паном Клеофасом. Знаменитый композитор интересовал меня меньше всего. Мне было нужно, чтобы собеседник органично погрузился в эпоху наполеоновских войн. Я все ещё не доверял ему до конца и решил на первых порах не выдавать, в чём заключается мой непосредственный интерес.

— Пан Огиньский! За вашего великого предка! — на этот раз я поднял свой бокал первым…

Клеофас, казалось, утомился длинным рассказом. Но, выкурив с моего позволения очередную сигару, снова воспрянул духом и спросил:

— Очевидно, вас прислали не для того, чтобы выслушивать историю моего предка? О чём вы хотите услышать на самом деле?

Я не спешил с ответом. Молча обмакнул мясо краба в какой-то особый пикантный испанский соус, тщательно пережевал его, запил глоточком хереса, вытер губы мягкой салфеткой и только после этого задал вопрос:

— Вы хорошо знаете эпоху испанского короля Карла IV? Меня интересует, как этот болван сумел разрушить испанский флот, который господствовал на морях и океанах не одну сотню лет. Он был сумасшедшим?

— Не в том смысле, какой вы вкладываете в это слово. Сумасшедшим был не он, а его старший брат Филипп. Но это объясняется тем, что его отец Карл III после рождения пяти дочерей подряд начал сомневаться: а сможет ли супруга родить сына? Сомнения он глушил в вине, поэтому и старший сын родился умственно неполноценным. Это обнаружилось почти сразу — первые эпилептические припадки у Филиппа случились ещё во время кормления грудью. К семи годам ребёнок так и не научился разговаривать, а к 12-ти, когда Карлу III нужно было ради короны Испании отречься от трона Неаполя и Сицилии и вручить управление инфанту, был созван медицинский консилиум. Он и предложил королю исключить Филиппа из линии престолонаследия в пользу младшего брата Карла. Последний, кстати, имел достаточно скверный характер. Он любил праздность, ненавидел всё, что требовало хотя бы малейших усилий, часто был подвержен чужому влиянию.
Чтобы пробудить у инфанта интерес к жизни, его решили женить, даже не дожидаясь, пока тому исполнится 17 лет. Невестой стала Мария-Луиза Пармская, дочь родного брата Карла III, которая приходилось ему двоюродной сестрой. Невесте в то время было только 13 лет. Филипп I, отец невесты, решил лично сопровождать дочь на свадьбу, но свидание братьев так и не состоялось — Филипп неожиданно умер в Александрии, по пути в Испанию.
Этот зловещий знак судьбы во внимание принят не был, юные особы королевских кровей поженились. Позже 33-летняя супруга инфанта Карла познакомилась с 18-летним красавчиком Мануэлем Годоем, который вскоре стал любовником Марии-Луизы и большим другом её супруга. Он очень успешно воспользовался своим шансом и фактически управлял Испанией с 1792 по 1808 годы, за исключением 1798–1801 годов, когда был вынужден уйти в отставку. При этом к началу испано-английской войны Годой стал одним из богатейших людей Испании, общая стоимость его личного имущества превышала годовой бюджет страны. 1 октября 1804 года королевским указом Мануэль Годой стал генералиссимусом сухопутных и морских сил. Именно он и является главным виновником того, что флот Испании потерпел сразу несколько поражений в первом десятилетии XIX века.

— Давайте не будем распутывать все клубки истории, — остановил я Огиньского. — Мне и без того доподлинно известно, что все беды от женщин. Лучше ответьте мне на вопрос: не наблюдалась ли повышенная активность французов в Испании с момента Трафальгарского сражения и по конец октября 1807 года?

— Трудно сказать определённо. Наполеон всегда рассматривал Испанию как своего союзника. Во-первых, Карл IV был бесхарактерным королем. Во-вторых, у меня есть стойкое убеждение в том, что французам подыгрывал Мануэль Годой. Я долго пытался понять, на чём его «повели». Потом пришёл к выводу, что этот пройдоха часть своих сокровищ хранил во Франции, куда и собирался сбежать. Если заглянуть в историю ещё на несколько лет вперёд, то так и произошло: и удрал, и во Францию. Но в октябре 1805 года после разгрома эскадры в Трафальгарском сражении Годой на несколько дней оказался в определённой прострации. Особенно после того, как спустя неделю после поражения флота к нему явился французский посланник. Они закрылись на несколько часов в кабинете Мануэля, и оттуда доносился разговор на повышенных тонах, причём помощнику Годоя показалось, что француз был несколько агрессивен, а его шеф поначалу только оправдывался. О чём шла речь, помощник так и не дознался. Но он запомнил, что, уходя, француз бросил три коротких слова: «Найти. Отобрать. Доставить». При этом у Годоя был довольно растерянный вид…

— И как вы думаете, удалось испанцам найти то, что требовали от них французы?

— Думаю, что нет. Во-первых, ни в 1805, ни в 1806 годах на западном фронте никаких особых перемен замечено не было. А во-вторых, в октябре 1807 года у французов терпение просто лопнуло — они ввели в Испанию очень большой контингент своих войск.

— Что значит очень большой?

— По численности от 50 до 65 тысяч человек, при всём при том, что сама испанская армия насчитывала около 100 тысяч. К тому же французы зашли в Испанию, выражаясь языком регби, веером, стараясь просеять как можно большую часть страны.

— Чем они это объяснили?

— Королю французы сообщили, что они хотят как можно скорее попасть в Португалию, чтобы привлечь её в коалицию. Карл IV был вполне удовлетворен этой басней, тем более французов традиционно поддержал Годой.

— А что, по-вашему, произошло на самом деле?

— Французы, действительно, как можно скорее старались попасть в Лиссабон. Но цель у них была несколько иная — они мечтали запереть у португальской столицы эскадру русского адмирала Сенявина.

— Сенявин, Сенявин, — я нарочито наморщил лоб, решив сделать паузу. — Это не тот самый адмирал, что в сентябре 1805 года был направлен русским императором в Корфу?

— Именно он. Его отправляли на верную погибель. Но он не просто одержал важные победы, но и сумел сберечь флот. Кстати, моё самое главное достижение за всё это время, пока торчу в Эль-Пуэрто, я вам об этом уже рассказывал?

Я сделал вид, что нахмурился.

— Вы несносны, пан Клеофас. Именно с этого надо было начинать…

Он самодовольно покрутил кончики своих усов и засмолил очередную сигару.

— Да, это было очень трудно, но буквально позавчера я схватил за хвост свою синюю птицу удачи. Ещё несколько лет назад я познакомился с охотником за книжными раритетами, военным медиком, полковником Эль-Григо. Уламывал его добрых два года. Но сегодня Эль-Григо лежит на смертном одре. Именно этим я объясняю его согласие продать мне рукопись.

— Что за рукопись?

— Это неопубликованные дневники адмирала Сенявина, которые хранились долгое время в Лиссабоне, а потом были переправлены в Испанию и находились в коллекции одного богатого мадридца. Тот передал рукопись Эль-Григо, чтобы установить её подлинность. Об этом коллекционер никому не сказал и по иронии судьбы на следующее утро не проснулся…

Я сделал стойку, как сеттер…

Продолжение следует...