«Премьера Голоса». Исторический детектив Юрия Москаленко «Адмиралы» (часть 24-я)

Сеньор Эль-Григо перед тем, как раскрыть эту папку, провёл над ней рукой, словно медиум, возможно, впитывал её энергетику.

— Хотите знать, что меня настораживает в этой рукописи больше всего?

Я молча подался вперёд, не проронив ни слова…

— Мне кажется, адмирал Дмитрий Сенявин был не совсем свободен в принятии решений. И это его немножечко «грызло»…

Пусть не сразу, но ко мне вернулся дар речи.

— Позвольте, но как он мог быть свободен, если состоял на службе Его Императорского Величества? Понятно, что часть решений находилась в диссонансе с его позицией, жизненными установками, а может быть, ещё больше — с профессиональным мастерством военного…

— Вы не совсем меня поняли, — его губы на два-три миллиметра приподнялись, изображая улыбку. Но лицевые нервы ещё недостаточно восстановились после инсульта. Зато я живо представил круглую полушку вместо лица у огородного пугала, когда ему углём пытаются нарисовать нечто похожее на безмятежность.

— То есть, — я попытался разгадать этот ребус, — вы хотите сказать, что были такие силы, которые стояли над императором?

— Почему над? — постепенно полковнику удалось раздвинуть губы до минимального размера улыбки. — Не исключаю, что они работали в одной плоскости…

— Простите, я не совсем понял. Вы хотите сказать, что в Российской Империи начала XIX века существовали какие-то параллельные структуры управления? Иными словами, были два рычага, давить на которые, кроме императора, мог кто-то ещё? Но что это за фигура? Глава Священного Синода? Министр внутренних дел? Заговор сионистов?

— Ох и каша у вас в голове, молодой человек, — уже устало произнёс сеньор Эль-Григо. — Увы, силы оставили меня раньше, чем я мог вам что-то сообщить. Положи на место, — эта команда относилась уже к Мигелю.

— Сеньор полковник, — не удержался я. — Ещё хотя бы пару слов. Вы хотите сказать, что у императора было особое доверенное лицо, которое могло повлиять на политику?

— Да, и не одно, а отряд для особых, наиболее секретных операций. Вы когда-нибудь слышали фамилию Галицкий?

Я оказался перед выбором. Если скажу поспешно: «Да» — значит выдам себя и многократно увеличу стоимость рукописи. Скажу «Нет» — и, возможно, потеряю интерес со стороны полковника.

Оставалось одно — сделать паузу. Я положил ребро правой ладони на лоб, изображая задумавшегося человека. Слегка затянул паузу, оттачивая уже выбранный вариант, в котором каждое слово должно было иметь своё особое значение.

— Видите ли, — произнёс я, выйдя из ступора.

Полковник ничего не ответил.

Я взглянул в его лицо. Эта испанская бестия как ни в чём не бывало спала безмятежным сном младенца.

— Сеньор, — обратился ко мне выросший за спиной седой Мигель. — Думаю, самое время покинуть наш дом. Как видите, сеньор хозяин заснул. И будить его в такой ситуации я не позволю…

Он молча выпроводил меня за дверь.

Всю ночь я не спал. Что хотел сказать своей последней фразой полковник? То, что поручик Галицкий присутствует в дневниках адмирала Сенявина? И в каком качестве? А если предположить, что он после Трафальгарского сражения вернулся с Копьём Лонгина не в столицу Российской Империи, а именно к адмиралу? И каким образом потом Сенявин доставил христианский артефакт в Санкт-Петербург?

Под утро у меня созрел план. Поскольку полковник просыпается достаточно рано, я, наплевав на все приличия, буду у него часов в девять. И сразу же предложу за дневник двойную цену.

Едва дождавшись половины девятого, я рванул к особняку сеньора Эль-Григо. Позвонил второй раз, третий.

Потом решил постучать.

На стук ответили.

Калитка распахнулась. Возле неё стоял полицейский.

— Вы к кому?

Реакцией меня бог не обидел.

— Я проходил мимо и увидел очень красивые розы, цвета ветреного заката. Я — садовник из имения сеньоры Диас. Хотел бы потолковать со своим коллегой, купить пару черенков для посадки.

— Обратитесь через два-три дня, — вежливо посоветовал человек в форме и закрыл передо мною калитку.

Что-то случилось. Но что?

Об этом я узнал из вечерней газеты. Оказывается, сеньор Эль-Григо в ночь скончался от повторного инсульта.

Но помимо газеты в почтовом ящике лежали листки пожелтевшей от времени бумаги.

Это был дневник адмирала Сенявина. Я жадно набросился на них, но почти сразу же у меня возникло ощущение, что это фальшивка…

— Что вас заставило так думать?

Пан Клеофас замолчал, словно прикидывая, что в этом дневнике показалось ему странным…

— Дома я внимательно перечитал все листки от первого до последнего. Многое мне показалось не совсем понятным. Кое-какие события выглядели не связанными между собой, хотя внутренняя логика всё равно должна присутствовать. И наверняка присутствует.

— С какой даты начинается дневник адмирала?

— 1 сентября 1805 года. Но хочу предупредить сразу: почти сразу же дневник обрывается, в нём не хватает несколько десятков страниц.

— А вы уверены, что эти страницы существовали? Дмитрий Николаевич не обязан был заполнять дневник каждый божий день…

— Пан Дмитрий, думаю, тут дело не в том, что у него не хватало времени заполнять дневник, создаётся впечатление, что ему было поручено какое-то секретное задание, которое он не мог доверить бумаге.

Я сделал ещё одну паузу и задумчиво произнёс:

— Очень может быть, что всё было именно так, как вам представляется. Но каким образом можно было выполнять какое-то секретное задание в морях, нашпигованных наполеоновскими шпионами, как рождественский гусь яблоками?

— И тем не менее Сенявину удалось обмануть бдительность этих ищеек. Причём, как мне кажется, произошло это ещё в Кронштадте, откуда отправлялась экспедиция адмирала. Ведь вы не будете спорить с тем, что шпионов хватало и в самом сердце российской столицы?

— Думаю, да. Без соглядатаев не обошлось. И, как вы думаете, Сенявину удалось их провести?

— Ни в одном официальном документе об этом ни слова. И всё-таки есть одна деталь, которая это невольно подчеркивает. В дневниках Сенявина присутствует упоминание о человеке, который не проходит ни в одном историческом документе. Это и позволяет мне сделать вывод, что у адмирала был если не авангард, то что-то типа современного спецназа.

У меня аж вспотели ладони. Неужели разгадка оказалась гораздо ближе, чем мы с Либерзоном могли представить?

Но я умел держать себя в руках. Разлил херес и поднял бокал. На этот раз за родину, которая у нас с паном Огиньским разная, но находится за много тысяч километров отсюда.

И только после того как мы пережевали очередную порцию деликатесов, я как бы невзначай вернул разговор в прежнее русло.

— Вы сказали о подозрительном человеке, который упоминается в дневниках. Вы можете назвать его фамилию?

Продолжение следует...

---

Новый клиент экосистемы блокчейн-платформы Голос для поэтов

Проголосовать за делегата stihi-io можно здесь

---

—

---

---