26.
А отец по-прежнему лежал на холодной и жёсткой лежанке, голодный, злой, задыхающийся от курева,-лежал вот уже несколько невыносимо томительных,беспросветных часов… Глубокая обида скребла его душу, - обида большая, всеобщая, вряд ли конкретная. В это чувство вмещалась и обида на Валерия (перемешанная с негодованием), и на жену, и на других детей, и на свою судьбу…
Он мог бы достичь в жизни очень многого: у него были явные способности и организатора,
и литератора, и сила убеждения других людей, и авторитет во всей округе… А достиг он не Бог весть какого успеха: капитан милиции в отставке. В этом чине уже более десяти лет назад (в 46-летнем возрасте) ушёл на пенсию: ему засчитали, кроме милицейской, и военную, и пограничную службы, поэтому к столь молодому возрасту и набежал положенный стаж. Но мог бы он стать и майором, и даже полковником, если б иначе сложилась его личная жизнь.
Помешала семья. Он никогда не думал, что когда-нибудь обзаведётся такой огромной семьёй, но всё получилось естественным путём, без планирования заранее…
Сначала они хотели приспособиться в городе, но с каждым годом убеждались, что это невозможно. И кормиться не было сил, и жить негде было, - до своей собственной квартиры в разрушенном Кёнигсберге-Калининграде им было ещё далеко… Решили переехать в село, где всё-таки можно иметь и хозяйство, и огородик, и свой угол.
Им дали сразу огромный двухэтажный немецкий дом, вторую половину которого занимала чайная. Такая неслыханная удача с жильём объяснялась просто: милицейские работники нужны были позарез. Середина 50-х годов – далеко не спокойное время для этих ещё не обжитых советскими людьми краёв: и ворья много, и мародёров, и нечистых на руку всяких случайных начальников…
Зажили неплохо. Своя корова была просто спасением, а овощи с огорода – радостным «приварком» к их всегда скромному столу, приварком, слишком редким в условиях города. Правда, и работ прибавилось: заготовка сена, дров, прополка и сбор урожая с огорода, уплата значительной части денег в виде налогов (чего в городе не было), экипировка детишек лыжами и санками зимой, а в летнюю пору – велосипедом, и ещё многое-многое другое…
Но всё это было возможным, всё это были, в общем, радостные заботы, так как все они были направлены на улучшение жизни. А как тогда могли радоваться даже самой незначительной радости в доме! Может, в этом всё дело?..
С одеждой для детей вопрос решался довольно просто: от старшего всё передавалось младшему, и так до самого предела, пока ткань одежды не превращалась в ветошь… Кроме того, иногда помогала школа…
Имелись в колхозе детские ясли, куда принимали, правда, только детей колхозников. Ради этого мать пошла работать в колхоз. (Потом этот почти трёхлетний период не засчитают в общий трудовой стаж, и мать не уйдёт на пенсию в 50 лет, как положено было многодетным матерям, а продолжит работать сверх положенного). Был и другой расчёт в колхозной работе: членам коллектива иногда выписывали натуральные продукты, муку, комбикорм. Появилась возможность держать свинью или тёлочку…
Конечно, полностью отдаться семье и хозяйству отец не мог: он доучивался в вечерней средней школе, много времени проводил на работе, а иногда вставал по вызову и ночью. Впрочем, занят он был по работе, если говорить по сути, круглые сутки…
Поначалу у него была служебная лошадь, которую он держал у себя дома, сам кормил её и ухаживал за ней, но зато и использовал в своём хозяйстве, как хотел. Это устраивало родителей: всё-таки и дров нужно подвезти, и сена, и огород вспахать, и мало ли что ещё… Потом, через несколько лет, ему выдали мотоцикл «Урал», а лошадь забрали. Мотоцикл был хорош тем, что был с коляской: почти вся семья, при желании, могла на нём поместиться! Таким образом,они часто ездили на озёра,на косьбу и копнение сена,в лес по грибы и ягоды...
Вообще всё, что было связано с когда-то жившим у них конём, а также с мотоциклом «Урал», - было приятным воспоминанием: трудности и заботы тех лет стёрлись у них в памяти (особенно у детей, не знавших тогда больших забот), а чистота отношений, взаимопонимание и бережливость друг к другу неотъемлемо были присущи тем первым годам их жизни в Зелёных Холмах…
Даже окружающая природа была иной: больше было озёр и лугов (теперь озёра спущены, луга перепаханы или застроены базами и фермами), рыбу ловили вёдрами, и её не убавлялось в озёрах и речушках (а теперь все без исключения серьёзные водоёмы загрязнены отходами ферм, в некоторых местах жижу из ферм спускают напрямую в озёра!), в лесах навалом было грибов и ягод, а сейчас даже и леса обеднели да заросли дикой крапивой среди бурелома… Раньше косули, лоси, зайцы, лисы подбегали к самому селу, а теперь их почти невозможно разыскать даже в лесных чащобах…
Нет, тогда ещё отец всё своё свободное от учёбы или работы время отдавал семье, и это было ему в радость. Да и как было не радоваться, если ещё совсем недавно, казалось, ещё вчера, он вышагивал по дорогам войны и мечтал лишь об одном: о тишине на берегу озера, о семейном очаге, о сенокосе… Теперь эти мечты были явью, и он не мог насладиться этой мирной и славной работой!.. А то, что много забот участковому инспектору милиции, не страшно: уж если разбили немца, то у себя порядок наведём обязательно…
Детишки рождались почти один за одним. Шумели в доме, как галчата в гнезде, и он не пугался быстро растущей семьи: напротив, каждому новому ребёнку радовался с ещё большей силой, словно наслаждаясь появлением новых и новых почек на древе его жизни, уцелевшей в огне войны. Вероятно, эта радость жизни первых послевоенных лет была всеобщей, всенародной.Люди радовались успехам и удачам соседей, как своим собственным, и горе тоже переживали не в одиночку…
Старшие детишки, наверное, помнили то время: в столовых и чайнЫх на столах лежал бесплатный, свежий и душистый, хлеб, на прилавках - самые разнообразные булочки, на любой вкус: аппетитные, румяные, свежие, недорогие… А пирожки с повидлом, тогда ещё стоившие 50 копеек (по старым деньгам)! Где они сейчас,- эта радость ребятишек 50-х годов? Да и не только эта радость…
(Продолжение следует)
